Паскалю очень хотелось расспросить девушку, узнать, видела ли та баронессу, сказала ли та что-нибудь, передавая записку, но при Жуане де Сагрера он этого не посмел.

Жуан, заметив волнение своего хозяина, сказал, протянув слуге свой стакан:

– Ну, старина Жан, налей-ка мне еще немного этого славного вина – замечу, между прочим, мой любезный Паскаль, что вас здесь отлично угощают, – и я пойду.

И паж продолжал, улыбнувшись в ответ навыражение удовлетворения, которое не смог скрыть Паскаль при этих словах:

– Что, полагаю, окажется весьма кстати для твоего хозяина.

– Ах, господин маркиз, – пробормотал Паскаль. – Действительно… это письмо обязывает меня. Но дело, которым я собираюсь заняться, одобрено графиней де Шале. Речь идет о…

– Разве, Паскаль, – прервал его Жуан самым любезным тоном, – я просил объяснений? Вы совершенно свободны в ваших поступках… и что бы это ни было, я вполне уверен, что речь идет о деле достойном! Впрочем, я и сам намерен тотчас же отправиться за несколько лье отсюда, к моей возлюбленной… потому что у меня тоже есть возлюбленная! Как видите, вам не следует извиняться передо мной в том, что мы так быстро расстаемся. Мой плащ, Жан; а теперь будь добр спуститься во двор удостовериться, что мой слуга находится там с лошадьми, а не пьет, по привычке, в каком-нибудь кабачке…

И пока Жан Фише спешил исполнить приказания Жуана, тот весело обратился к Паскалю:

– Что же вы меня не спросите, любезный друг, о моей возлюбленной, которая находится за несколько лье от Парижа?

Паскаль улыбнулся.

– Вы скромны, господин маркиз, а значит, и мне следует быть таким же.

– О! – возразил Жуан. – Но я хочу, чтобы вы знали имя той, которую я люблю! Помните ли вы малышку Бибиану, дочь Гонена, фокусника с Нового моста?

– Помню. Я часто видел мэтра Гонена на его подмостках. Но я думал, что, по приказанию Ришелье, он был брошен в тюрьму.

– Действительно, кардинал был очень зол на этого бедняка и засадил его в Шатле[15]. Но я так просил, так умолял, что Ришелье наконец смягчился. Вот уже шесть месяцев, как Гонен живет счастливо и спокойно на одном прекрасном постоялом дворе, который я ему купил близ Ферроля, по дороге к Фонтенбло.

– Спокойно и счастливо? Если мне не изменяет память, этот Гонен всегда был беспокойного и мятежного нрава. И если кардинал наказал его, то уж вовсе не за неуместные шутки, а за то, что он превратил свой балаган в притон для всех врагов королевства. Уверены ли вы, господин маркиз, что он исправился?

– Как в себе самом, Паскаль! Теперь Гонен с его женой Марселиной только и думают, как бы зарабатывать побольше деньжат в своей гостинице.

– От души желаю этому верить. А мадемуазель Бибиана, его дочь?

– Мадемуазель Бибиане сейчас тринадцать лет. Надеюсь, меня никак не упрекнешь в том, что я выбираю слишком старых возлюбленных! И она уже чудо как хороша и шаловлива! Серьезно, Паскаль, я ее люблю… как брат любит сестру! Она мне обязана своим достатком… и достатком своих родителей. И как нежно она выражает мне свою признательность! Она тоже меня любит!

– Как вас не любить, господин маркиз, когда вы так любезны и щедры?