— Здравствуйте, дядя Эйнар, — сказала Ева-Лотта.
Дядя Эйнар всегда радовался, когда видел Еву-Лотту, но сейчас он был просто в восторге.
— Деточка! Как хорошо, что ты пришла! Я как раз собирался пойти посмотреть, не готов ли обед. Пошли вместе!
Он помахал тем двоим за калиткой.
— Будьте здоровы, мальчики! К сожалению, я должен идти.
— Будь здоров, старина, — отозвался Бледный. — Мы еще встретимся, можешь не сомневаться.
Ева-Лотта вопросительно взглянула на дядю Эйнара.
— А ты не пригласишь друзей пообедать? — спросила она.
— Да нет, знаешь, им, по-моему, некогда.
Дядя Эйнар взял Еву-Лотту за руку.
— Как-нибудь в другой раз, хозяюшка, — подтвердил Противный.
«Ну, держись, — сказал себе Калле, когда Ева-Лотта проходила мимо клена.Ой, ой!..»
— «Жила-была девчонка, звалася Жозефина…»
Ева-Лотта запела и по привычке взглянула на развилку клена — наблюдательный пункт Белой розы. Прямо в ее веселые голубые глаза смотрел Калле.
Если ты много лет подряд был воином Белой розы, если ты не раз участвовал в кровопролитных битвах между индейцами и бледнолицыми, если ты, наконец, был разведчиком союзников во второй мировой войне, то ты научился двум вещам: ничему не удивляться и уметь молчать, когда надо. Вон сидит на дереве твой товарищ, предостерегающе приложив палец к губам, и лицо его выражает только одно: «Молчи!»
Ева-Лотта идет дальше с дядей Эйнаром.
— Всего-то у ней было, что швейная машина, шинашина-шина-шина, шина-на".
10
«Что вы скажете, господин Блюмквист, об этом знаменательном разговоре?»
Калле лежал на спине под грушевым деревом у себя в саду, а воображаемый собеседник опять интервьюировал его.
«Видите ли, — сказал господин Блюмквист, — прежде всего ясно, что в данной уголовной драме мы имеем дело не с одним, а сразу с тремя негодяями. И предупреждаю вас, молодой человек (воображаемый собеседник был весьма молод и неопытен), предупреждаю: в ближайшем будущем произойдут бурные события! Для вас было бы лучше всего по вечерам сидеть дома. Борьба предстоит не на жизнь, а на смерть, и тому, кто не привык иметь дело с подонками общества, грозит нервное потрясение».
Сам господин Блюмквист настолько привык иметь дело с подонками общества, что не боялся за свою нервную систему. Он вынул трубку изо рта и продолжал:
«Понимаете, эти два господина, Крук и Редиг — полагаю, вам не надо объяснять, что это не настоящие их фамилии, — да, так вот, эти два типа собираются задать жару дяде Эйнару… гм-м… Эйнару Линдебергу, или Бране, как он иногда себя называет. По правде говоря, его жизнь в опасности!»
«А на чью сторону собирается стать господин Блюмквист в этой борьбе?» — почтительно осведомился собеседник.
«На сторону общества, молодой человек, общества! Как всегда! Хотя бы это стоило мне жизни».
Знаменитый сыщик грустно улыбнулся. Ради общества он уже тысячу раз жертвовал жизнью, и одним разом больше или меньше, роли не играло. Мысли его потекли дальше.
«Хотел бы я знать, чего они добиваются от дяди Эйнара», — подумал он, и сейчас это уже был не господин Блюмквист, а просто Калле, озадаченный маленький Калле, и вся эта история казалась ему довольно жуткой…