В тот момент Отец стал молиться, чтобы она больше не очнулась. Из горла у него вырвался всхлип, и этот звук шокировал его. Он молился, чтобы его жена, мать, подарившая ему Пенни, никогда не узнала, как близко он в конце концов оказался к ее маленькой девочке.

Когда Отцу освободили лодыжки и столкнули со стула, он упал на колени на полиэтилен, рядом с бесчувственным телом жены, и попытался дотянуться до нее связанными руками. Но она была слишком далеко, как и почти все последние два года. Поэтому он стал думать о дочери. Вспомнил, как держал ее за руку, когда они давным-давно шли по красному песку далекого, продуваемого всеми ветрами пляжа в поисках раковин.

Свет в помещении замерцал.

– Папочка любит тебя, – сказал Отец, перед его глазами стоял образ девочки, не перестающей улыбаться. При всей ее близости она никогда еще не была так далеко, как сейчас.

А затем он закрыл глаза на весь проклятый мир.

Потолочные светильники погасли.

Каждое мгновение, казалось, тянулось из центра его разума, гудя как высоковольтный кабель, и Отец продолжал ждать, когда холодная сталь рассечет ему шею. Он держал голову опущенной, крепко зажмурившись и стиснув зубы из страха, что вскоре сможет увидеть свое стоящее на коленях тело с того места на полу, куда скатится его голова.

Отец попытался остановить карусель своих последних мыслей, поскольку тот единственный образ, который он будет лелеять, умирая, сохранит в нем бодрость до самого конца. Он до последнего будет оставаться с ней.

Из-за спины раздался голос с сильным акцентом:

– L’Homme devant la mort. Йона Аберджиль.

Дверь снова открылась, и в гараж ворвался запах сырости и свист ветра.

Послышался удаляющийся звук шагов по бетонному полу.

Два выстрела потрясли воздух, затем последовал резкий удар по дереву. Звук падения чего-то тяжелого завершил интерлюдию.

Шелест одежды у него за спиной намекал на поспешность движений и сопровождался сиплым дыханием.

Со стороны первого залпа раздалась короткая череда выстрелов, слабым эхом отразившаяся от бетонных стен.

За спиной послышался чей-то удивленный возглас, за которым последовало низкое кряхтение. Потом что-то зашуршало, и раздался мясистый шлепок об пол.

Кто-то тихо пробормотал несколько слов на иностранном языке.

И наступила тишина.

Наконец Отец сдвинулся с места. Повернул голову и огляделся. Один из «Королей», тот, который был в кожаной куртке, лежал, распластавшись, на сером полу. Отец поднял голову, чтобы разглядеть что-нибудь в полумраке, там, куда через дверь и одинокое оконце над ним падал серый свет. Соленая корка на лице треснула, и он заметил второго мужчину, сидевшего, прислонившись к стене возле двери; его закрытое маской лицо поблескивало чем-то черным и будто дымилось. Они оба были застрелены: его похитители, его палачи.

– Ты не смог бы сделать это в одиночку. Я ж тебе говорил. – В глубине комнаты, прислонившись к стене слева от Отца, стоял Олег Черный. Жутко ухмыляющийся, бледный тощий силуэт. Он держал в руках автоматическую винтовку, которую Отец видел в сумке для инструментов. – Еще я позаботился о телохранителе сучки, там, на улице, а потом об этой парочке. – Олег плюнул в сторону трупа. – Сучка и ее дружок не захотели смотреть, как ты умрешь, поэтому юркнули в свой домик, как пташки. Думаю, я оставлю одного из них тебе. Того глупца. Но сучка, мне очень жаль это говорить, – моя. Это не обсуждается. Она заплатила за убийство Симми и станет моим последним знаком. Твоя дочь жива, и сегодня ты вернешь ее себе, так что, думаю, мои доводы берут верх.