И каша тоже была вполне съедобна. Впрочем, крахмальную кашу, трудно испортить. А вот хлеб – да, хлеб, видно, мужик и вправду пёк для себя. Он был ничем не хуже, чем хлеб в «Столовой». Только вот рукава рубахи прилипали к столу. В «Столовой» такого не было.

Там столы были чистые.

И тут в заведение, качаясь из стороны в сторону, входит наркот, тот, что сидел и ловил кого-то невидимого. Его пьяный, бессмысленный взгляд останавливается, конечно, на Горохове. Он почти уверенным шагом направляется к нему и падает на лавку рядом с геодезистом. Совсем рядом, так рядом, что касается плечом, геодезист даже чувствует, как он воняет мочой. Горохов на всякий случай берёт со стола обрез и убирает его. Ждет, что будет дальше, уже готовый к неприятностям. Но наркота интересует не обрез. Он пытается схватить хлеб Горохова. Тот самый жёлтый, жирный, чуть сладковатый хлеб, который лежал на пластике посреди стола и который Горохов собирался съесть перед уходом. Грязная, немытая полгода лапа с ногтями в полсантиметра тянулась к его жёлтому, вкусному хлебу. Чисто машинально, геодезист оттолкнул его руку и для острастки локтем врезал уроду в грудь, чтобы осадить малость.

Никогда он не умел вымерять свою силу в нужных пропорциях. Может, нужно было бить полегче. Ну, как вышло. Наркот вместе с лавкой опрокинулся на пол, грохнулся и замер на полу, пустыми, мёртвыми глазами глядя в потолок, а ноги его так и остались лежать на опрокинутой лавке. Кажется, он не дышал.

Сдох, что ли? Горохов покосился на хозяина заведения. Вдруг это наркот местный любимец, которого трогать нельзя. Может родственник хозяина? Нет. Тому всё равно. Хозяин так и стоял под кондиционером, размахивая тряпкой для прохлады. Лениво поглядывая на лежащего на полу наркомана.

Горохов положил обрез на стол и снова взялся за ложку.

Нет, не сдох наркот. Ожил. Сначала он пошевелил рукой. А потом стал и ногами шевелить, пытаясь перевернуться, ворочал по полу лавку с грохотом. Кое-как высвободил ноги, перевернулся. На всякий случай Горохов снова положил руку на обрез. Вдруг у урода пистолет в одежде, как-то же он себе на дурь зарабатывает…

Нет. Тот ковыряется на полу, борется с лавкой, пытается встать. Наконец, он встает, замирает.

Горохов всё ещё держит руку на обрезе, смотрит на наркомана. Так же он косится на вход, там, на улице, дружок наркомана, про него тоже лучше не забывать. Хозяин даже тряпкой перестал махать, ждет, чем всё закончится.

И тут наркоман делает большой вдох и с резким звуком отрыжки начинят блевать на пол. Блюёт чёрным. Те, кто грызёт полынь, всегда блюют чёрным. Рвотной массы мало, он больше хрипит и отрыгивает, да, чёрная тягучая слюна тянется и тянется изо рта. И все это происходит в метре от стола Горохова. Геодезист морщится и смотрит на хозяина.

У того лицо перекосило от злости:

– Надя, неси швабру, эти уроды опять наблевали!

Хозяин выскакивает из-за прилавка, кидается к наркоману и наотмашь бьёт его по лицу. Тот валится на пол, а хозяин продолжает его бить кулаками и при каждом ударе приговаривает: