Когда я пошел через вестибюль обратно к выходу, меня остановил мужчина средних лет в довольно хорошо сшитой куртке спортивного типа, с перекинутым через руку пальто. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, затем он спросил:

— Мистер Уивер?

— Да.

— Я Голицын.

Мы обменялись рукопожатиями.

— Очень рад, что вы пришли, — сказал я. — Надеюсь, я не причиняю вам неудобства?

— Нет, я виноват, что не смог добраться раньше. — Как и у Райнера, в его речи чувствовалось американское произношение, но говорил он по-английски бегло.

— Может быть, зайдем куда-нибудь выпьем?

— Хорошо, только не здесь — здесь цены для иностранцев.

— Ну и прекрасно. Я иностранец, и я плачу.

— Нет-нет, прошу вас, лучше поедем ко мне домой.

— Если бы вы позвонили, мы могли бы встретиться прямо там, и вам не пришлось бы ехать.

— Телефоны в гостинице всегда прослушивались, вряд ли сейчас что-нибудь изменилось. — Он направился к выходу.

— Что, разве это не кончилось?

— Сейчас нас в этом убеждают.

— А вы не верите?

Он ответил не сразу. Мы прошли в боковую улицу, и он отпер дверцу своей небольшой отечественной машины «Жигули» — содранной с модели «фиата» шестидесятых годов. Мне вспомнились услышанные когда-то анекдоты; например, один русский хвастался: «Я купил машину. Через десять лет подойдет очередь на колеса».

— Верю ли я им? — переспросил он, с грохотом включая рычаг передачи. — Хотелось бы, но важнее убедиться в том, что им и дальше можно будет верить. В газетах, например, пишут, что скоро овощи в магазинах появятся. Посмотрим, посмотрим. Вы давно знакомы с нашим другом Райнером?

— О, уже много лет, правда, я его давно не видел. Он сказал, что вы занимаетесь тем же делом, что и он.

— Дело у меня то же, верно. Но снимать фильмы в России — совсем не то, что в Голливуде или Берлине, по крайней мере раньше. Здесь, когда вам нужно что-нибудь из оборудования, вы должны подписать дюжину бумаг. Наши графики работ измеряются не неделями, а годами. Я не жалуюсь, нет, я еще в числе привилегированных: у нас с дочерью отдельная квартира и, как видите, какая-никакая машина. Но вот работа — работа кончилась вместе со старым режимом. И неизвестно, возобновится ли.

— Вы не женаты?

— Моя жена умерла, — сухо сказал он и сменил тему. — Эту куртку, которую я ношу, я получил от Райнера. Ее носил Джордж Сигэл в «Меморандуме Квиллера».[18] Говорят, хороший был фильм. Вы его не видели? Ах да, конечно, вы его не могли. Надо же спросить такую глупость.

Потом он рассказывал о фильмах, которые ему приходилось снимать. Наконец мы подъехали к облупившемуся особняку — одному из многих, составлявших, как я успел заметить, отличительную особенность Москвы. Я представил себе, что в этих элегантных когда-то домах жили богатые семьи. Они чем-то походили на лондонские постройки времен Форсайтов, но теперь, как и их тамошние двойники, были поделены на квартиры — кроличьи клетки. Внутри подъезда, где жил Голицын, горела тусклая лампочка, и здесь тоже, как и в гостинице, чувствовались застарелые кухонные запахи. Где-то наверху звучала мелодия «Битлз».