Наконец ко мне спустился долговязый субъект. На нем был официальный темно-синий костюм в тонкую полоску и рубашка с чересчур тесным воротничком, видимо купленная ему женой за глаза. Он даже с трудом говорил, проглатывая гласные, так что многие слова было трудно понять. Представляясь, он назвал только фамилию и, кажется, титул, но какой, я так и не разобрал все по той же причине.

— Это вы Уивер? Как я понимаю, вас интересует бедняга Блэгден?

— Да. Я был потрясен, узнав о его смерти.

— Печальный конец. Мы очень скорбим. Значит, вы его друг?

— Да, я знал его тридцать лет.

— Извините, я должен был спросить, лишняя осторожность никогда не мешает, особенно сейчас. Все эти журналисты… Ладно, оставим это. Вы случайно не родственник Сесила?

— Сесила?

— Лорда Ланчбери. Он был Уивер, пока его не переселили этажом выше.[9]

— Нет, — ответил я, — думаю, он не имеет ко мне никакого отношения.

— Ну хорошо. Чем мы можем вам помочь?

— Я оказался литературным душеприказчиком Генри, и мне просто необходимо встретиться с его вдовой. Но где она сейчас живет, не знаю.

— Литературным душеприказчиком, да-а? — протянул он, глядя мимо меня — кто-то появился в вестибюле. — Прошу прощения! — Он пошел поздороваться с вновь вошедшим, и я слышал, как он сказал: «Вас ждут в студии, министер. Новый план должен вам понравиться, я сам его перешерстил».

Вернувшись, он продолжил, словно и не уходил:

— Надеюсь, нам не придется издавать его дневники. Хватит с нас принцев, которые только и знают, что фотографироваться, и этой компании на другой стороне палаты с вечным недержанием речи. Хватит! Не правда ли? — Он рассмеялся коротким лающим смехом. — Вряд ли стоит им подражать. Сбережем леса. — Он опять рассмеялся.

— Не знаю, вел ли Генри дневники. Я пока не имею доступа к его бумагам.

— Тогда, может быть, вы дадите нам взглянуть на те материалы, которые затрагивают общественные интересы. — От чрезмерной осторожности в выражениях лицо его напряглось до предела.

Стараясь его растормошить, я спросил:

— Как вы думаете, почему Генри лишил себя жизни? Есть у вас какие-нибудь соображения на этот счет?

Ни единый мускул не дрогнул в его лице.

— Я лично, признаться, его не знал. Всех не узнаешь, как ни старайся. Говорили, он в высшей степени порядочный парень. И неплохой депутат.

— Жена ему наверняка помогала, — сказал я, пытаясь вернуть разговор к Софи.

— Неужели? О, женская поддержка — великое дело. Особенно на выборах.

— Нет ли у вас ее адреса в картотеке?

— Может быть, мы что-нибудь разыщем. Кстати, надо послать соболезнование. Сейчас поднимусь наверх и постараюсь навести кое-какие справки.

Минут через десять он вернулся, но повел себя уже совсем по-другому.

— Знаете, Уивер, все не так просто. Entre nous[10], они, кажется, разошлись. Странно, что вы этого не знали. Так что в силу сложившихся обстоятельств адрес ее нам неизвестен. Уверен, вы нас правильно поймете. Было очень любезно с вашей стороны заглянуть к нам. При первой же возможности передам от вас привет Сесилу, — добавил он на прощанье, видимо так и не поняв, что Сесил никакой мне не родственник.