Боже, благослови политиков, подумал я.

— Пол был на встрече с избирателями, — продолжала Изабель. — Услышав о пожаре, он заехал домой, чтобы забрать меня. Он хотел посмотреть, нет ли чего, чем я могу помочь. Он говорит, что, если я с ним, он выглядит лучше.

Вода вырывалась из огромной цистерны пожарной машины и шипела, обрушиваясь на огонь. Потом она стекала по зданию на узоры камней. Красное одеяло намокло, и я дрожал от холода.

Другая огромная цистерна на стоянке для машин с ревом выбросила парящий в воздухе фонтан на крышу дома. Две сверкающих дуги встретились, соединились и рухнули вниз, как чудовищный дождь.

Желтые каски щедро поливали из шлангов и здания, соседствующие с благотворительной лавкой и офисом. И немного спустя, оставшись без топлива, яростные языки пламени неотвратимо сникли. Они уже не ревели, а шипели, бросив борьбу и покидая поле битвы. Теперь с неба на площадь падали не искры, а горячий липкий пепел. И люди страдали не от жара, а от едкого запаха пожарища.

Кто-то привел доктора, того же, который три дня назад осматривал лодыжку отца. Он посветил мне в глаза и уши ярким фонариком, ощупал шишку на голове и перевязал волдыри огромным надутым воздухом бинтом, чтобы они не прорвались и в них не попала инфекция. Он согласился с отцом, что это все, в чем нуждается здоровый парень, а завтра утром он снова осмотрит меня.

Отец нашел временное решение, воспользовавшись сочувствием управляющего «Спящим драконом», который предоставил нам номер. Его жена подобрала для меня какую-то одежду.

— Дорогие вы мои, бедненькие, дорогие вы мои бедняжки, — ласково причитала она, наслаждаясь создавшимся положением. Она и ее муж на следующий день радостно встретили нахлынувших репортеров из лондонских ежедневных газет.

Общепризнанно блестящий снимок Ушера Рудда — отец в прыжке завис в воздухе, а за спиной у него объятое пламенем окно — появился на первой странице не только «Газеты Хупуэстерна» и следующего выпуска «Дневника Куиндда» («Джулиард приносит несчастье»), но и всех основных газет графства («Джулиард прыгает»). И по горячим следам за фактическими сведениями шли бесконечные комментарии и критика и разбор каждого движения.

Люди всегда будут говорить, что вам надо было сделать. Люди всегда будут рассказывать, как бы они поступили, если бы проснулись ночью и обнаружили внизу огонь. Люди сообщат вам, что самое первое, что бы они сделали, — позвонили в пожарную часть. И никому не придет в голову спросить, мог ли я позвонить в пожарную часть, если единственный телефон внизу окружен пламенем? Каким образом можно позвонить в пожарную часть, если уже расплавились провода?

Каждый умеет логически мыслить потом. Но в жару, в дыму, в шуме и в опасности вопрос о более-менее аналитических размышлениях даже не встает.

У людей есть склонность полагать, что дикое и неразумное поведение в ужасающих обстоятельствах можно назвать «паникой» и простить. Но это не столько паника — форма абсолютного нелогичного страха, сколько нехватка времени на обдумывание.

Вероятно, отец и я действовали бы по-другому, если бы ситуация предстала перед нами как теоретическое задание. А нам бы требовалось правильно или неправильно решить его.