О’Коннор, набожная католичка, начинала день в шесть утра с молитв по бревиарию[107]. Затем она выходила к матери на кухню, и они пили кофе из термоса и слушали по радио прогноз погоды. К семи утра они ехали на утреннюю мессу в город, в храм Святого Сердца. Исполнив таким образом религиозные обязанности, писательница бралась за работу. Каждый день она запиралась на три часа, с 9.00 до 12.00, и обычно успевала написать три страницы – хотя, как признавалась она журналисту, могла и «разорвать все в клочья на следующий день».
К середине дня энергия ее иссякала. Из-за волчанки писательница быстро уставала, ее настигали симптомы, похожие на симптомы простуды или гриппа, голова тяжелела. Часы отдыха она проводила на веранде, где часто принимала гостей, занималась любимыми хобби – рисовала и кормила птиц. На ферме держали павлинов, и они часто мелькают на страницах прозы О’Коннор наряду с утками, курами и гусями.
К закату Фланнери уже готова была ложиться спать. «Я укладываюсь в девять и всегда рада добраться до постели», – писала она. Перед сном она обычно читала еще несколько молитв по бревиарию, а затем раскрывала 700-страничный том Фомы Аквинского.
«Я читаю много книг по богословию, потому что это укрепляет мою прозу», – поясняла она.
Уильям Стайрон (1925–2006)
«Посмотрим правде в глаза: творчество – это ад, – говорил Стайрон в интервью Paris Review в 1954 г. – Когда пишется хорошо, приходит такое приятное, теплое чувство, но все перевешивается мучениями – каждый день начинать заново».
Чтобы заглушить эту боль, Стайрон разработал довольно необычное расписание: спал до полудня, потом еще часок валялся в кровати, читая и размышляя, и поднимался к обеду (вместе с супругой) в 13.30. Затем он ходил за покупками, разбирал почту и медленно, постепенно готовил себя к работе. Ключевым моментом подготовки была музыка.
«Порой приходится слушать музыку час или дольше, пока настроишься и решишься приступить к акту творения», – признавался он. К 16.00 он наконец решался и отправлялся в кабинет на четыре часа, в результате которых получал обычно не более 200–300 слов. В восемь вечера Стайрон присоединялся к родным, часто приходили гости, все вместе пили коктейли, ужинали, а затем он продолжал пить, курить, читать и слушать музыку до двух или трех часов ночи. За работой Стайрон никогда не пил, но видел в алкоголе отличный инструмент для снятия напряжения: ум расслабляется, появляются «эдакие проблески, озарения», и это очень полезно в те часы, когда он думает о работе.
Один репортер поинтересовался, пошел ли буржуазный, комфортный образ жизни – Стайрон с женой и четырьмя детьми занимал два дома, в Коннектикуте и Мартаз-Вайнъярд, – на пользу творчеству или в чем-то его стеснил.
«Мой образ жизни оказывает существенное стабилизирующее влияние», – ответил Стайрон.
«Я не готов к богемному существованию, не вижу себя ни парией, ни отступником, хотя мои произведения и были на свой лад революционными и, безусловно, противостоят истеблишменту. Все эти годы в моем маленьком кабинете в Коннектикуте висит на стене цитата из Флобера: “Веди упорядоченную жизнь, как буржуа, и ты сможешь быть неистовым и оригинальным в творчестве”. Так я и делаю».