Роланд возобновил путь, постаравшись на время избавиться от тревожных мыслей. Он бодрствовал почти сутки, и усталость настойчиво давала о себе знать. До бравшись до жилища у маяка, он прислонил велосипед к ограде и вошел в дом, не позаботившись включить свет. Поднявшись по лестнице в свою комнату, Роланд мешком рухнул на постель.
Из окна комнаты он мог разглядеть маяк, возвышавшийся над домом метров на тридцать, и неподвижный силуэт деда, который отчетливо вырисовывался на оконном стекле его сторожевой башни. Роланд закрыл глаза и попытался заснуть.
События истекшего дня вереницей проходили перед его мысленным взором: от подводной прогулки на «Орфей» до несчастья, приключившегося с младшей сестренкой Алисии и Макса. Удивляло и в то же время радовало, как быстро они сдружились – всего за несколько часов. Лежа в постели, один в своей комнате, Роланд думал о брате с сестрой как о самых близких друзьях, товарищах, с кем он охотно разделит свои секреты и тревоги.
Роланд отметил, что одна только мысль о них наполнила его уверенностью и чувством защищенности. И сам он испытывал глубокую преданность и признательность за негласный договор, будто соединивший всех троих прошлой ночью на пляже.
Наконец усталость одержала верх над волнениями, накопившимися за бесконечно долгий день, и Роланд стал погружаться в глубокий, освежающий сон. Напоследок он думал не о таинственной смутной угрозе, надвигавшейся на них, не о мрачной перспективе очутиться осенью в армии. В ту ночь Роланд умиротворенно заснул, нежась в объятиях грезы, которая останется с ним до конца жизни: Алисия, окутанная вуалью лунного света, погружается в море расплавленного серебра.
Наступило утро. Небо покрывала плотная пелена темных грозовых туч, растянувшаяся до самого горизонта. Сквозь тучи пробивался слабый туманный свет, навевавший мысли о холодном зимнем дне. Облокотившись на металлическую балюстраду на площадке маяка, Виктор Крей смотрел на бухту, лежавшую далеко внизу. Он думал, что годы, прожитые на маяке, научили его распознавать необычную, загадочную и неброскую красоту пасмурных дней, облаченных в грозовые одежды, которые предвосхищали на побережье разгар лета.
С башни маяка городок походил на игрушечный макет, который старательно смастерил коллекционер. Дальше, на север, бесконечной белой лентой протянулась береговая линия. В солнечные дни с наблюдательного поста Виктора Крея под толщей воды отчетливо виднелся остов «Орфея». Сверху корабль выглядел как огромное механическое ископаемое, зарывшееся в песок.
Но в то утро штормовое море напоминало бездонный сосуд, наполненный темной водой. Обводя взором непроницаемую поверхность океана, Виктор Крей вспоминал те двадцать пять лет, что провел на маяке, который сам же и построил. Мысленно возвращаясь назад, он ощущал каждый год как каменную плиту, непосильной тяжестью давившую на плечи.
С течением времени невыразимая печаль бесконечного ожидания повлияла на него, и он начал склоняться к мысли, что все, возможно, было иллюзией. В угоду навязчивой идее он превратился в стражника, охранявшего человечество от угрозы, существовавшей только в его воображении. Но сновидения вернулись. Наконец призраки прошлого очнулись от многолетней летаргии и опять заполнили все уголки его сознания. А вместе с ними вернулся страх, что он стал слишком немощен и слаб, чтобы противостоять старинному врагу.