— До этого вам дела нет, — ответил дед. — Держите-ка лучше язык за зубами и царю о нас доложите.

Снова переглянулись стражники между собой, пожали плечами, а один отправился к царю доложить о старике и его поросёнке. Вызывает их царь к себе. Дед, как вошёл, в ноги поклонился, смирнёхонько стал у двери. А поросёнок по коврам затрусил, хрюкает, весь дом обнюхивает.

Стало царю от такой дерзости вроде бы смешно, но тут же разгневался он и сказал:

— Ладно, дед, когда пришёл ты в тот раз, вроде был в своём уме, а теперь, видать, совсем рехнулся, свиней сюда приводишь. Кто, скажи, тебя надоумил над самим царём шутки шутить?

— Упаси господь, великий государь, и подумать мне, старику, об этаком! Уж ты не прогневайся, великий государь, но только это сынок мой, который, ежели помнить изволишь, прислал меня намедни к тебе.

— Уже не он ли мне мост построит?

— Так мы надеемся, великий государь.

— Тогда бери свинью свою и вон отсюда! А если до завтрашнего утра мост не будет готов, то быть твоей голове там, где сейчас твои пятки. Понял?

— Милостив бог, великий государь. Зато ежели выполним повеление твоё, государь, то уж не прогневайся, дочь свою шли к нам домой.

С этими словами поклонился старик низко, забрал поросёнка и пошёл домой. А к нему несколько солдат приставили, ибо повелел царь взять его под стражу до утра, разузнать, как да что?.. Потому что смех, да толки, да расспросы пошли по дворцу и повсюду про такое неслыханное охальство.

К вечеру явился дед с поросёнком домой, а старуха так и затряслась со страху, заохала, застонала:

— Ой, старче, старче, что за беду ты мне в дом привёл?! Солдат мне тут не хватало!

— Ты ещё смеешь шуметь, старуха? Твоих это рук дело. Послушался я глупой твоей головы, пошёл по оврагам приёмыша тебе добывать. Вот и в беду попали! Потому не я привёл солдат, а они меня привели. И голове моей, видать, лишь до утра суждено на плечах быть.

Между тем поросёнок по хате бегает, ищет, чем поживиться, и никакого дела ему нет до всего, что натворил. Спорят старики меж собой, спорят, а под утро, как ни озабочены были, уснули. Поросёнок тогда на лаицу тихонько взобрался, бычий пузырь, что в окошке, выбил, дохнул — и словно два огненных клуба потянулись от лачуги до самых царских палат. В один миг чудо-мост был готов со всем, что ему полагалось. Лачуга же дедова превратилась во дворец, куда лучше и краше царского. Вскинулись старик со старухой — а на них одежды царские пурпурные, и все сокровища мира во дворце у них. А поросёнок играет себе да резвится, да на мягких коврах нежится.

По всему царству разнёсся слух про великое чудо. Сам царь и советники царские до смерти перепугались. Созвал царь совет и, решив дочь свою за старикова сына выдать, тут же и отослал её. Потому что хоть и был он царём, а про всё на свете забыл, кроме страха!

Свадьбу не справили, ибо с кем было справить? Царевне, когда к жениху приехала, по душе пришлись и дворец, и родители мужнины. Зато как жениха увидела — сама не своя стала. А потом повела плечами и подумала:

— Если так рассудили родители мои и господь бог, пусть так и будет!