Надежда совершенно не изменилась за те два года, что мы не виделись, только чуть-чуть пополнела, но я ей этого не сказала, чтобы не расстраивать. У нее в квартире была чистота, тишина, на плите варился обед; сама Надежда была спокойная и довольная, сидела в чистой кухне и что-то там делала по работе – на кухонном столе были разложены какие-то чертежи и схемы.

– Ты что это, теперь надомница?

– Да, на транспорт не надо деньги тратить, на работу раз в неделю ходим.

– Здорово устроились!

Надежда без сожаления оторвалась от своих схем, убрала все, поставила чайник и накрыла на стол.

– Может, ты есть хочешь?

– Да нет, спасибо, чайку попьем, и все. За чаем мы вспомнили старых знакомых, перечислили всех бывших сотрудников, кто где, и так увлеклись, что незаметно съели полторта. Надежда заахала насчет фигуры, налила нам по рюмочке сухого вина, потом спросила:

– У тебя покурить есть?

– Есть, а что?

– Давай скорей покурим, а то мне Саша не разрешает, а так я все на тебя свалю.

Я рассмеялась: взрослая разумная женщина, а мужа боится из-за какой-то ерунды! Надежда только махнула рукой – себе дороже!

– Ну, как ты, Мила, живешь? Выглядишь вроде ничего, похудела, – с завистью сказала Надежда, – есть у тебя кто-нибудь?

– Да ко мне, кажется, муж вернулся.

– Кажется? Ты что, еще не уверена?

– Ну да, думаю пока.

– Но ты ведь ко мне не поэтому, с мужем-то и сама сумеешь разобраться? – Надежда смотрела внимательно.

– Скажи, Надя, у вас тут на площадке соседи погибли, муж жену убил, а потом сам…

– Был такой случай, – осторожно сказала Надежда.

– А ты про это что-нибудь знаешь?

– Знаю, – Надежда усмехнулась, – кое-что интересное знаю.

Я раздумывала недолго. Надежда не тот человек, с которым можно ходить вокруг да около, она сразу поймет, что я что-то скрываю, и я решилась?

– Сан Саныч когда с работы придет?

– Часа через полтора.

– Тогда успеем. Сначала я тебе все подробно расскажу, а потом ты мне про соседей, ладно?

– Ладно.

И я опять, как вчера Борьке, рассказала Надежде всю эту немыслимую историю. Надежда слушала, не перебивая, только в глазах у нее плясали странные огоньки.

– Ну вот, Нина перепутала сумку, убежала домой, а потом ее убили.

– Ее не убили, то есть убили, но не муж и не из ревности.

– А откуда ты знаешь?

И теперь уже Надежда рассказала мне свою невероятную историю. Она долго распространялась про кассету, про видеомагнитофон, про запись-перезапись, я не очень поняла, но поверила ей на слово.

– И вот, Милка, я все думала, почему же их убили, зачем, а теперь еще ты с этими деньгами, совсем непонятно.

– А мне так, напротив, все понятно, кто шляпку спер, тот и тетку пришил, то есть, наоборот, кто этих твоих соседей шлепнул, тот и деньги прихватил.

– А вот я тебе сейчас такое скажу, что держись за диван, а то упадешь: сумочку-то у Нинки сперли!

– Как так?

– Да вот так. В понедельник соседка ее встретила, идет без сумки, говорит, вырвали сумочку прямо из рук, шпана какая-то.

– А где, не сказала?

– Не сказала, а соседка не спросила, говорит, Нина и так расстроена была.

– А если бы она знала, что в сумке пятьдесят тысяч долларов было, она бы еще не так расстроилась, хотя ей и так хватило, она же человека убила. Слушай, – присутствие Надежды всегда положительно влияло на мои умственные способности, – так я тебе скажу, где это случилось – прямо в том переулке, вскоре после того, как мы с ней столкнулись. Парень этот, у которого я Лерин паспорт нашла, мог этот паспорт взять только из ее сумки, я утром видела. Выходит, это он у Нины сумку украл?