— Ты знаешь, кто такой Бог?
Девочка мотнула головой: нет.
На горизонте сверкнули молнии и громыхнул гром, небо заволокло облаками, а море потемнело. За углом перед ними вырос монастырь Санта Клара, белый и одинокий, с тремя этажами окон, закрытых голубыми жалюзи и выходящих на морской берег. Маркиз указал на монастырь пальцем:
— Вот и он. — И кивнул налево: — Из окон ты сможешь в любое время смотреть на море.
Девочка не подавала признаков жизни, и впервые за ее двенадцать лет он обратился к ней с разъяснением:
— Тебе надо будет какое-то время пожить с монашками из Санта Клары.
В Пальмовое воскресенье у дверей монастыря кишмя кишели нищие. Среди них толкались и прокаженные, желавшие урвать свою долю остатков монастырской трапезы и тоже кинувшиеся с протянутой рукой к маркизу. Он раздавал милостыню — каждому по монетке, — пока не истощился скудный запас предназначенных для доброго дела денег. Привратница, увидев его черные парчовые одежды и королевский наряд девочки, поспешила им навстречу. Маркиз объяснил ей, что привез Марию Анхелу по распоряжению епископа. Монахиня ни на минуту не усомнилась в словах сеньора, но, оглядев девочку, сдернула с нее шляпу.
— Шляпы здесь не носят, — сказала она.
Волосы, слабо закрепленные на затылке, хлынули девочке на спину и достали до полу. Монахиня приняла их за фальшивые. Маркиз хотел было приподнять волосы, но дочь отстранилась и без всякой помощи ловко их закрутила на макушке, чем несказанно удивила монахиню.
— Надо срезать, — сказала она.
— Это обет Святой Деве до дня ее замужества, — сказал маркиз.
Монахине не оставалось ничего другого, как признать такой довод веским. Она взяла девочку за руку, не дав ей попрощаться, и повела в глубь галереи. Щиколотка побаливала, и девочка скинула левую туфлю. Маркиз смотрел ей вслед, ковыляющей с туфлей в руке. Напрасно он ждал, что в один прекрасный миг она обернется. Но — нет. Он увидел, как она, приволакивая больную ногу, сворачивает за угол, из галереи в сад, чтобы исчезнуть в этой обители похороненных заживо.
Три
Монастырь Санта Клара[1] с фасада выглядел как квадратное трехэтажное здание с рядами одинаковых выходящих на море окон. Позади него низкая арочная галерея окружала тенистый запущенный сад, через который шла каменистая дорожка среди густых платанов и кустов дикого папоротника, мимо величественной пальмы, которая в тяге к свету вознесла свою крону выше монастырской кровли, и мимо громадного дерева, с ветвей которого свешивались синие грозди гелиотропа и гирлянды орхидей. Под деревом был пруд со стоячей водой в обрамлении ржавой ограды, где кувыркались ручные попугаи-гуакамайо.
Сад разделял территорию обители на две части. Справа, в жилом помещении, все три этажа занимали кельи похороненных заживо, куда чуть слышно доносился шум прибоя, бьющегося о скалы, да песнопения в часы молитвы. Отсюда монахини-затворницы проходили через внутреннюю дверь на хоры в капеллу, не общаясь с посторонними, и участвовали в богослужении, стоя за жалюзи, где могли видеть всех, не будучи видимы сами.