- Видно, оттого, Орест, что вы вчера с Юткиным допоздна говорили о Ленине, спорили и ругались, мне приснилось, будто иду я по улице, и возле молочного магазина вдруг Ленин навстречу... Представляешь, Орест? - И жена засмеялась. -Знаешь, идет навстречу точно такой, каким его изображают в кино. Он меня увидел и почему-то обрадовался, точно знает меня давно. И я обрадовалась и удивилась, даже спрашиваю: "Откуда, Владимир Ильич, вы меня знаете?" - "А мне,- отвечает,- о вас очень много ваш муж рассказывал". И в этот момент выскакивает из молочного магазина какой-то жлоб и Ленина топором по голове. Я как крикну в ужасе: "Скорая помощь"! "Скорая помощь"! - И она засмеялась.

- Что же здесь смешного,- сказал Орест Маркович и раздраженно отодвинул тарелку,- что смешного, если топором по голове?

- Так это ведь во сне,- сказала жена, удивляясь его гневу,- во сне я кричала от ужаса, а теперь это мне кажется смешным. Я не понимаю, почему ты сердишься.

- А если б при мне дедушку Ильича ударили топором по голове, я бы заплакал,- сказал Лейкин-младший, очевидно желая польстить отцу и тем заслужить поощрение.

- Ах, оставьте меня оба в покое,- сердито сказал Орест Маркович, он встал из-за стола и начал рыться в ящиках буфета. - Где у нас таблетки от головной боли? - крикнул, уже не сдерживая себя и сдавшись на волю своему гневу.- Что у нас творится в доме? Какое-то дерьмо круглосуточное.

- Дурак! - крикнула ему вслед жена перед тем, как он захлопнул двери кабинета.- Такое при ребенке говоришь. Интеллигенция!

Скандал был полный, дома оставаться было мучительно, но и бродить без цели по сырой, холодной Москве не хотелось. Правда, сегодня вечером Лейкин был приглашен в гости к художнику Волохотскому. Но до вечера было еще далеко. К счастью, зазвонил телефон, и судьба, чтоб как-то уравновесить события, голосом редакторши известного московского журнала сообщила приятную новость: очерк "Вулкан на Каменноостровском проспекте" принят к публикации.

- Но кое о чем надо еще поговорить. Когда вы можете, Орест Маркович? Сейчас? Чудно.

Очерк был написан Лейкиным в излюбленном им диапазоне - "между Чеховым и Лениным". Издатель Чехова А. С. Суворин, конкурент А. П. Лейкина, незадолго до революции изрек: "Я скорее поверю в появление на Каменноостровском проспекте огнедышащего вулкана, чем в возможность революции в России". А в 1917 году Ленин произнес речь с балкона дворца Кшесинской на Каменноостровском проспекте.

Очерк в редакции понравился, но редакторша кое-какие моменты попросила исправить. Так, например, у Лейкина было сказано, что Владимир Ильич, хорошо знавший и любивший Некрасова и Тургенева, часто использовал их образы для обличения политических противников. Многих дурных людей Ленин называл Ворошиловым. Чуть что, говорил: "Да это ведь Ворошилов".

- Но у меня речь идет о Ворошилове из тургеневского "Дыма".

- Знаете,- сказала редакторша и посмотрела в лицо Лейкину своими кругленькими птичьими глазками,- дым рассеется, а Ворошилов останется. Подумают о Климентии Ефремовиче. Зачем это нам с вами?