А он писал.
"Не стала читать?"
"И правильно. Мудак я"
"Хочешь выйти поболтать? Я у подъезда"
Я подходила к окну и видела его навороченную машину у подъезда. Он уже давно выяснил, где я живу. И приезжал. Часто. Стоял, смотрел на дом. Курил. И строчил мне смс, периодически поглядывая на окна, чтоб выяснить, вижу я его или нет. И ловил меня. Всегда практически.
"Выходи. Поговорим"
"Я знаю, что Тани нет. Я знаю, что не будет ее всю ночь"
"Она не узнает"
"Выходи, заучка"
Я не выходила. Ложилась спать, глядя на вибрирующий сообщениями телефон. Улыбаясь отчего-то.
А в университете по-прежнему был его взгляд. Преследующий. Обжигающий. Тяжеленный. И это внимание постоянное, навязчивое, но в то же время словно отстраненное, словно ожидающее, будоражило, изматывало, бесило, напрягало, выводило из себя, мешало думать. Держало в напряжении, заставляя вспоминать те минуты, когда я была в его власти, в его руках. Его поцелуи, его шепот на ушко развратный, его недвусмысленное желание, транслируемое настолько ярко, что становилось больно в груди.
И вот теперь, за пару дней до Нового Года, он в первый раз заговорил со мной. И сразу же заставил вспомнить все те эпитеты, которыми я награждала его, болвана нахального. Потому что первое, что слетело с его губ, был упрек. Несправедливый и глупый.
— Дай пройти! — повторила я, глядя на него зло и неуступчиво.
Он усмехнулся и посторонился.
Я прошла мимо, гордая своей маленькой победой. В первую очередь, над собой. Смогла. В лицо сказала. И он подчинился! Успех! Уже серьезный успех!
А через час случайно разговорилась с девочкой из параллельного, и та сказала, что парень, из-за которого Алиев нарушил многонедельный обет молчания, попал в больницу. Травмы, не опасные, но довольно серьезные. И теперь пролежит все праздники с гипсом.
Я постояла, хватая воздух, внезапно ставший густым и тяжелым. А затем ярость, несвойственная мне до этого, затопила с головой.
И потребовала выхода. И я знала, где найду способ утолить свой гнев. На ком сорвусь.
В конце концов, я — хорошая ученица. Вся в учительницу свою.
9
— Алиев!!!
Парни, лениво бросающие мячи в кольцо, обернулись сначала на меня, красную от ярости, а затем, как по команде, на Алиева. Тот нахмурился, что-то коротко сказал приятелям, заржавшим в ответ развязно и нагло, и пошел ко мне.
Показательно медленно. Своей фирменной "а-ля всех поимею" походочкой. И, пока шел, я злилась все сильнее и сильнее, хотя, казалось бы, точку кипения преодолела уже в коридоре, перед тем, как залететь сюда, в зал, распугав своим рыком спортсменов.
Подошел. Уставился на меня, пытаясь привычно выбить почву из-под ног своими глазами бесстыжими. Но не действовало в этот раз. Потому что все границы перешел.
— Зачем?
Алиев не стал делать вид, что не понимает.
— Потому что ты про него ничего не сказала.
— И что? Вот что? Ты теперь всех, кто ко мне просто подходить будет, будешь бить?
— Нет, только тех, у кого член есть.
Я настолько задохнулась от злости, что даже не знала, что сказать.
А он смотрел на меня, руки на груди сложил. Серьезно так смотрел. Жадно. Каждую мою эмоцию ловил.