— Поступайте, как считаете нужным, отче, — сказала она. — В нашу школьную программу мы включили арифметику, катехизис, французский язык и географию.
— А еще — историю Канады и историю христианской церкви! — добавила сестра Мария Магдалина.
— Я это учту, — кивнул кюре. — Доброй ночи, сестры. Завтра я вернусь с доктором Демилем.
Он перекрестил лоб маленькой Мари-Эрмин.
Элизабет смотрела вслед мужу. Уходя, он надел меховую куртку и закрывающий уши картуз. Каждый день, в любую погоду, она встречала его с работы стоя на крыльце. Снег прекратился, небо прояснялось. Судя по россыпи звезд в просветах между уходящими прочь тучами, грядущий день обещал быть холодным. Элизабет показалось, что мороз крепчает с каждой минутой. Даже тишина звучала по-другому — ее нарушало едва слышное потрескивание. Холод действовал на нее угнетающе, хотя она выросла в этих краях — на берегу озера Сен-Жан, которое зимой превращалось в обширное белое пространство.
— Бедный мой Жозеф! Как трудно на ночь глядя уходить из дома! А ведь сегодня его бригада чистит прессы…
Как и остальные жительницы поселка, она никогда не бывала на фабрике. Но в магазине речь часто заходила о тяжелых условиях работы. В цехах целлюлозной фабрики было влажно, потому что они находились в непосредственной близости от гигантского водопада. Пол был скользким, а жернова, станки и гидравлические прессы издавали ужасный шум.
— Побалую его сладкими оладушками, — пообещала себе Элизабет.
Она была из породы хороших жен, которые стараются всячески угодить своим мужьям. Валь-Жальбере таких было большинство. Мужья, возвращаясь с работы домой, переодевались в теплую чистую одежду и пили горячий кофе с домашней выпечкой. Элизабет любила Жозефа всем сердцем. Они поженились три года назад, и очень скоро Бог послал им ребенка, сына.
Молодая женщина с тревогой посмотрела на монастырь. Больная оспой девочка-подкидыш не шла из головы. Порядок, дисциплина, дух товарищества и образцовые правы царили в поселке Валь-Жальбер. Жозеф, поцеловав ее, сказал: «Этот больной ребенок еще задаст всем хлопот». Элизабет вернулась в дом и дважды повернула ключ в замке.
Сестра Аполлония боролась со сном. Мари-Эрмин она уложила на своей постели. Из одежды на спеленатой девочке была одна лишь маленькая хлопчатобумажная распашонка. Настоятельница решила, что жар спадет скорее, если ребенка не слишком кутать. Во времена своего послушничества ей часто приходилось ухаживать за больными в Центральной больнице Сен-Валье в Шикутими, и этот опыт не раз ей пригодился.
Малышка металась и хныкала. Стоящий на столике у изголовья кровати ночник освещал ее усеянное пурпурными пятнами лицо.
— Бедный ангелочек! — вздохнула монахиня.
Зажав в руках четки, она стала молиться. Несмотря на глубокую набожность, сестра Аполлония, урожденная Тереза Бушар, тонула в раздумьях.
«Правда ли, что у каждого живого существа свое предназначение? Я сомневалась, стоит ли соглашаться на переезд в Валь-Жальбер. Чего я опасалась? Это благородное дело — давать детям знания, указывать им путь в жизни, учить быть честными и зарабатывать на хлеб упорным трудом. Дома поселка оборудованы по последнему слову техники, и даже наш дом кажется мне порой слишком удобным…»