— Упаковать, протрезвить, проверить на импланты, оказать медицинскую помощь, но не раньше, чем она будет оказана всем пострадавшим беженцам – скомандовал Фергюсон – Запись происшедшего отправить на сервер командного пункта, попросить назначить экстренного судью.

Некоторые из опускающих оружие дознавателей позволили себе едва заметные понимающие усмешки. Один оперативник взял многозарядный инъектор, другой прихватил связку пластиковых наручников и портативный сканер. Скоро каждый из пьяных вояк будет насильно протрезвлен, связан по рукам и ногам, проверен сканером и уложен в боковом помещении под охраной. Там они пролежат без медицинской помощи как минимум три часа, каждую минуту страдая от боли. Такое обращение с задержанными запрещено, но в данном случае ситуация непредвиденная, запас медикаментов ограничен, приоритет у беженцев. Если на них уйдут все лекарства – значит арестованным не достанется ничего. Сканер проверит их тела на имплантаты – некоторым киборгам ничего не стоит избавиться от наручников или же позвать на помощь. И пока они лежат, трезвые и перепуганные, страдающие от боли, спешно назначенный экстренный судья просмотрит запись происшествия и вынесет приговор не позднее чем через пару часов. Их судьба будет решена. Следом погрузка на полицейский крейсер, размещение в тюремном блоке, попутный сброс заключенных в любом подходящем месте, откуда их направят к месту отбывания срока. Скорей всего куда-нибудь на только начавшую строиться космическую станцию на задворках Федерации, с двенадцатичасовыми сменами в открытом космосе. С почти полной уверенностью можно заявить, что никто из этой восьмерки не переживет заключение. И поделом.

Отвернувшись, Фергюсон бросил короткий взгляд на перенесшую насилие девушку. Над ней уже склонился что-то успокаивающе бормочущий оперативник, умная аптечка одно за другим вкалывала медикаменты в безвольное тело.

Паук разведчик передал новое оповещение – приближаются еще люди. Двадцать один человек. Женщины и дети, несколько мужчин. Жители внешнего сектора старались выжить любой ценой. И делали это с привычной решительностью – им не привыкать.

Раздался голос.

Голос страстный, надрывный, резкий, задыхающийся.

— Дети мои! Крепитесь! Восстали мы против происков Сатаны! И он восстал против нас! Крепитесь! Крепитесь! Крепитесь! – судя по голосу, неровному и скачущему, хриплому и взволнованному, мужчине впервые в жизни попал в руки микрофон секторного вещания, впервые его слушало столько людей. Голос взлетал и опускался, срывался на дискант, но не замолкал ни на миг. Порой Голосу не удавалось подыскать подходящего слова и тогда вновь разносилось «Крепитесь! Крепитесь! Крепитесь!».

Глас свыше явился вовремя и подействовал на замирающее людское тесто как дьявольские дрожжи. Захлестнувшая коридоры и залы двенадцатого сектора толпа уже насытилась, впервые получив вдоволь еды, алкоголя, секса и крови. Все четыре блюда сразу. Полный стол. Но нельзя есть бесконечно. Многие из недавно столь громко орущих бунтарей незаметно для самих себя отстали, из первых рядов переместились в хвост, бег сменился заплетающейся ходьбой, окровавленные руки упирались в стены, чтобы удержать вялые измотанные тела. В их головах уже не осталось воспоминаний о причинах бунта. В их головах не осталось ничего кроме пьяной черноты, кровавых хохочущих вспышек и белого шума. И тут раздался голос свыше. В буквальном смысле свыше – в большинстве случаев динамики уцелели только под потолком, там, где до них не могли добраться жадные до халявы руки жителей, способных приспособить к своим нуждам даже не приспособляемое.