— Похоже, у нас есть нечто общее, — наконец молвила Элизабет.

— Даже более того, — улыбнулся Роберт. — Вы любите верховую езду?

— Обожаю, — призналась та.

— Покатаемся вместе?

— Да! Прямо сейчас!

Развернувшись, она устремилась к конюшням, и Роберт последовал за ней.

Жизнь при дворе казалась Элизабет настоящим чудом, о каком она прежде могла лишь мечтать — красочная и шумная, совершенно не похожая на прежнюю, и самое главное, девочка теперь могла быть рядом с отцом. Он был центром вселенной не только для нее, но и для всех остальных — рослый, могучий и величественный. Все вращалось вокруг короля, а от него исходил нескончаемый поток любви и заботы. Элизабет привыкла к толпам просителей, которые постоянно теснились в галереях и королевских апартаментах, жаждая получить повышение или просто обменяться словом или кивком с королем, ежедневно направлявшимся со своей свитой в часовню.

Не меньшие знаки внимания оказывали и его дочери. Придворные искали ее благосклонности, кланяясь и расшаркиваясь, когда она проходила мимо. Она наслаждалась ощущением собственной значимости, искренне веря, что остается важной персоной, несмотря на статус незаконнорожденной. Однако она уже достаточно повзрослела, чтобы почувствовать темные стороны придворной жизни: лицемерие, коварные интриги, злословие, раздоры и зависть. И страх — порой почти осязаемый… Да и как могло быть иначе, если недовольство короля означало тюрьму, разорение или даже смерть?

Однако Элизабет предпочитала об этом не задумываться, подобные мысли слишком выбивали ее из колеи. К счастью, вокруг полно было великолепных развлечений — к примеру, первое Рождество для Екатерины в роли королевы, сопровождавшееся роскошными торжествами в Хэмптон-корте. Мачеха пришла в восторг от льняного чепчика, который трудолюбиво вышила для нее Элизабет.

Но в новом, тысяча пятьсот сорок четвертом году король слег из-за больной ноги.

— Можно мне навестить отца? — спросила Элизабет у Екатерины Парр. — Меня беспокоит его здоровье.

— Не сейчас, — рассеянно ответила королева, переставляя в вазах свои любимые цветы. — Он не слишком хорошо себя чувствует, чтобы принимать посетителей.

— Ему станет лучше? — тревожно спросила девочка.

Екатерина с некоторым усилием вернулась с небес на землю.

— Да, конечно, — быстро ответила она с нарочитой уверенностью. — Подожди день-другой, а потом, возможно, тебе разрешат с ним увидеться.

Екатерина сдержала слово, но, когда неделей позже Элизабет наконец пустили в королевские покои, она ужаснулась при виде посеревшего и осунувшегося от боли лица Генриха. Туго забинтованная нога опиралась на скамеечку. Элизабет с трудом отбросила мысль о его скорой смерти, не в силах представить себе мир без отца. Ведь он управлял всем на свете, и без него даже день не смел смениться ночью! Он никак не мог умереть! Это было немыслимо.

Стараясь не морщиться от стоявшей в комнате приторной вони, Элизабет присела в почтительном реверансе.

— Встань, дочь моя, — молвил король. — Прости, что не разрешал тебе прийти. Мне не хотелось, чтобы ты видела меня столь низко павшим.