«Вот я», – сказал Карл, встав на белую ткань помоста.

«И вот я», – откликнулась, вставшая лицом к нему Дебора.

Ни одного звука не сорвалось с их губ, но каждый знал, что произнес другой.

«Мое сердце принадлежит тебе, – сказал он. – И все, что есть я, это ты».

«Я знаю, Карл, – ответила она. – И ты знаешь, что я это ты, потому что разделить нас во мне не способна даже смерть».

«Я люблю тебя, Дебора», – сказал он.

«Я люблю тебя, Карл», – сказала она.

Ни одного звука не прозвучало в наступившей тишине, и не дрогнули их губы, и ни один мускул не шевельнулся на сосредоточенных и торжественных лицах, но улыбка расцвела на мягких губах Деборы, и сгущающийся сумрак вечера бежал прочь от сияния, рожденного этой улыбкой, видеть которую мог один лишь Карл.

Один?

Его счастье было так велико, что, казалось, теплом и светом этого чувства можно растопить даже вечные льды горных вершин, но видеть это могла одна лишь Дебора, которой и принадлежала его ответная улыбка.

Лишь она одна?

«Я даже завидую, – улыбнулась Валерия, глаза которой сияли сейчас прозрачной, пронизанной солнечными лучами синью небес. – Но зависть моя светла».

«Тебе нечему завидовать, дорогая, – ответил улыбкой на улыбку обычно суровый Конрад Трир. – Я люблю тебя, Валерия, и моя жизнь принадлежит тебе».

«Я ношу под сердцем твоего ребенка, Конрад».

«У вас будет сын», – сказал Карл.

«И у нас будет сын», – сказала Дебора.

«Анна беременна», – сказала Виктория.

«Принцесса? Принц?» – спросила Дебора.

«Я полагаю, родится мальчик», – сказал Август.

«Как ты узнал?» – Удивилась волшебница.

«Сердце подсказало», – Август и сам пока не знал, на что способно его «сердце».

«Но кровь не водица, а моя кровь тем более».

Снова ударил гонг. Двери храма отворились, и на площадь вышли три жреца, которым предстояло совершить таинство «наложения уз». Они медленно пересекли площадь, поднялись один за другим – по старшинству – по пяти ступеням центральной лестницы и вступили на белую ткань подиума.

– Белый снег, – сказал первый, указывая под ноги. – Он чист.

– Хрустальный купол, – сказал второй, указывая вверх. – Он вечен.

– Глаза богов смотрят на вас, – сказал третий, встав рядом с Деборой и Карлом. – Боги свидетели, союз ваш будет чист, как первый снег, и вечен, как небесный купол.

Ударил гонг, и запели трубы великого хора.

– Протяните друг другу руки, – сказал через минуту, когда умолк последний звук, великий жрец.

Дебора подняла правую руку и молча протянула Карлу.

Карл сжал ее узкое запястье своими пальцами, чувствуя, как охватывают его запястье пальцы Деборы.

– Перед лицом богов и людей, – высоким, надтреснутым от старости голосом возгласил в гулкой тишине жрец, – объявляю вас мужем и женой. – И он медленно и торжественно оплел их соединившиеся руки белой, покрытой серебряным узором лентой.

– Узы ваши нерушимы, – объявил жрец. – Вы едины пред глазами людей и богов.

– Свидетельствую, – сказал, приблизившись, Конрад и положил ладонь на опутанные венчальной лентой руки.

«Это великая честь для меня, – сказал он, чуть сжиная сильными пальцами их руки. –