Третья история, неприятным осадком саднящая душу Журавина, произошла зимой в разгар охотничьего сезона. В Окуньке каждый мужик — и охотник, и рыбак. За годы совместного жительства сложился среди них неписаный свод законов, которому старались следовать все. Главный среди них — охоться только в своих угодьях и не лезь в чужие. Снимать же зверя, попавшего не в твой капкан, считалось самым позорным делом.

Как-то Журавин на своем путике проверял капканы, поставленные на соболей. Опытного охотника трудно провести: понял он, что кто-то до него просматривал их, а затем искусно заделал следы за собой. Чутьем Журавин почувствовал, что этот человек где-то рядом.

Отмахав километров пять, он увидел человека. Прибавил шагу и стал его нагонять. Человек заметил это, сошел с лыжни и, сняв карабин, встал за сосну. Журавин узнал в нем Шалова. «Если сделаешь хоть один шаг, пристрелю, закопаю, и никто тебя в тайге не найдет!» — прохрипел Шалов, вскинув карабин.

Журавин остановился, понимая, что Иван в состоянии сделать то, что сказал, медленно повернулся и пошел назад.

«О нашей встрече молчи, иначе худо будет!» — крикнул ему вслед Шалов.

Решил было сначала Журавин и впрямь промолчать. Но мужики в разговорах друг с другом частенько стали жаловаться на то, что и в их угодьях кто-то напакостил. Понял Журавин, что, если не остановить Ивана сейчас, привести это может к беде: или убьют Шалова, застав за черным делом, или он застрелит кого-нибудь в тайге.

Четвертая история. В тот день к Шалову приехали на машине трое или четверо парней из города. Вечером же всей компанией отправились на шаловскую заимку. «Не иначе как за лосями?» — подумал Журавин и решился позвонить в райотдел милиции.

Майор Гарев внимательно выслушал председателя сельсовета, спросил: «Кто из местных знает, где находится заимка?».

«Знают, да не покажут», — сказал Журавин. — «Боятся Шалова. Придется мне ехать с вами».

Гарев пригласил к себе начальника ОБХСС Леонидова и начальника уголовного розыска Рогова. Спросил, имеется ли у них что-нибудь на Шалова.

«Браконьерничает, да мы его никак с поличным взять не можем», — ответил Леонидов.

— Почему?

— Дома он ничего компрометирующего не держит, видимо, прячет на заимке. По нашим данным, есть у него незарегистрированный карабин, где он приобрел его, пока не установлено. Оружие тоже прячет где-то в лесу.

— Хорошо, — сказал Гарев. — Приготовьте экипировку, возьмите автоматы, завтра рано утром выезжаем на заимку Шалова.

На следующий день милицейский «уазик» ехал по занесенной снегом дороге. Если бы не след более тяжелой машины, проложенный совсем недавно, вряд ли бы их рейд увенчался успехом.

Наконец, на одном из поворотов Журавин сказал: «Километра через три должна быть шаловская заимка!».

Избушка вынырнула неожиданно, стояла она среди могучих сосен, занесенная снегом. Рядом с включенным двигателем стоял ГАЗ-66 с будкой.

Зашли в избушку.

— Кто это? — раздался испуганный голос.

— Милиция!

В избушке находился мужчина невысокого роста, щуплого вида в валенках и вязаном свитере. Он заметно трухнул, когда в помещение ввалились люди в милицейских полушубках. На требование Гарева предъявить документы дрожащими руками полез в карманы, достал какие-то бумажки: