Молча он произнес клятву воевать до конца, до самой смерти, до полного уничтожения — отомстить всем, в ком течет немецкая кровь. За.этим взрывом чувств Тарзан почувствовал, как на него снизошло что-то вроде некоторого успокоения, так как до принесения страшной клятвы его будущность казалась бессмысленной, а сейчас жизнь заполнилась стремлением МСТИТЬ. Если поначалу завтрашний день казался безнадежно пустым и никчемным, то теперь появилось ощущение, разумеется, не счастья, но предстоящей ВЕЛИКОЙ РАБОТЫ. Она должна была за полнить всю его жизнь и сделать ее целеустремленной и полезной. И тоска понемногу стала менее острой и уступила место глубокой печали.
Лишенный не только внешних символов цивилизованности, Тарзан изменился также и внешне, и внутренне. Он снова обрел облик дикого зверя, которым по сути своей и являлся. Его цивилизованность была лишь внешним лоском. Все это делалось ради нее, той, которую он любил, потому что она становилась счастливой, когда видела его таким. В действительности Тарзан с презрением относился к атрибутам внешней культуры. Он обладал богатым внутренним миром и пытливым умом, легко усвоившим все доступные богатства духа. Но он предпочитал не выставлять напоказ свой истинный духовный облик. Цивилизация для человека-обезьяны значила полную свободу во всем свободу действий, свободу мыслей, свободу любви и ненависти. Одежда его отягощала и всегда казалась неудобной. Она напоминала оковы, делающие несчастными многочисленных жителей Лондона и Парижа, и весьма ограничивающая его самого.
Одежда была символом притворства и лицемерия. За ней стояла так называемая цивилизация. Те, кто носил ее, стыдились того, что создано Богом,— форм человеческого тела. Тарзан видел, как глупо и пошло выглядели животные, попавшие в руки человека и по его желанию одетые в различные одежды. Эти жалкие существа демонстрировались во всех цирках Европы. Они были комичны и уродливы. Точно так же, по его мнению, были глупы и жалки люди в одеждах. Иначе выглядели люди, которых он видел в первые двадцать лет своей жизни. Это были, как и он сам, голые дикари, не стеснявшиеся своей наготы. У человека-обезьяны они вызывали восхищение своим великолепным телосложением и пропорционально развитой мускулатурой.
Он всегда восхищался мускулистыми, пропорционально сложенными телами, будь то тела зверей — льва, антилопы — или человека. Было выше его понимания, как одежда может рассматриваться и считаться более красивой, чем чистая, упругая и здоровая кожа. Разве пальто и брюки более изящны, чем нежные изгибы округлых мускулов, играющих под блестящей кожей?
В цивилизованном обществе Тарзан столкнулся с неведомыми ему раньше завистью, эгоизмом, грубостью, превосходящими все низменные проявления жизни, известные в диких джунглях. И хотя мир цивилизации дал ему любимую женщину и нескольких друзей, которых он почитал, даже больше — обожал, он никогда не мог воспринять мир людских страстей так, как, например, это воспринимаете вы или я, поскольку мы с детства знали немного или вовсе ничего о мире джунглей и не представляли иной возможной жизни, как только в цивилизованном мире. Сейчас с чувством облегчения Тарзан сбросил с себя наносную мишуру выдуманных приличий и устремился в родную стихию безо всякой одежды, кроме набедренной повязки. С собой он захватил лишь оружие.