Берта Кирчер была не из робкого десятка, ее можно было считать кем угодно, но только не трусихой, однако при приближении ночи, когда вокруг стала сгущаться темнота, она не могла выбросить из головы мысли о тех ужасах, которые ее поджидают. На протяжении нескольких часов ее будут мучить кошмары наяву, пока восходящее солнце не развеет кромешный мрак — страшную ночь джунглей, питающую всех ревущих, устрашающих демонов уничтожения.

В сгущающихся сумерках она успела найти нечто похожее на лужайку, затерявшуюся в сплошных зарослях кустарника. В центре лужайки росла небольшая группа деревьев. Вот здесь-то Берта решила устроить ночевку.

Трава была высокая и густая, девушка стреножила лошадь и решила соорудить себе удобную постель. Вокруг деревьев было больше чем достаточно сухих сучьев, чтобы развести хороший костер.

Сняв седло и сбрую с лошади, Берта положила их у подножия дерева, а затем поблизости привязала лошадь и занялась сбором сушняка. С наступлением темноты на полянке весело пылал костер, и топлива для него было запасено вдосталь.

Из седельных вьюков она вынула пакет с едой, отпила глоток воды из фляги. Фройляйн Кирчер не могла позволить себе больше, чем глоток, ибо не знала, сколько времени пройдет, пока она сумеет найти воду. Ее сердце наполнилось жалостью к своей бедной лошади — ей-то не хватит воды. Даже у немецких шпионок может быть доброе сердце, а фройляйн Кирчер была, как вы помните, очень молода и сентиментальна.

Наступила ночь. На небе отсутствовали луна и звезды, а свет костра только подчеркивал черноту ночи, как бы еще больше сгущая мрак. Девушка различала небольшое пространство, поросшее травой. Пламя костра выхватывало из тьмы стволы деревьев, которые, поблескивая шероховатостями на коре, выступали на фоне темной земли и непроглядной ночи. В трех шагах от костра ни зги не было видно, кроме траурного занавеса, за которым готовились к выходу будущие артисты наступающей трагедии джунглей.

Джунгли казались зловеще спокойными. Издалека на большом расстоянии от места ночевки доносился слабый грохот крупнокалиберных пушек. Определить направление стрельбы девушка не могла.

Берта напрягала слух, ее нервы были готовы вот-вот лопнуть от напряжения, но все-таки она не могла понять, откуда слышатся звуки. А знать это было для нее важно, так как линия фронта проходила на севере. О, если бы она только могла определить направление грохота артиллерийских орудий, она бы знала, каким путем ей двигаться на следующее утро.

Утро! Доживет ли она до того момента, чтобы увидеть еще одно утро? Расправив плечи, Берта встряхнулась и сбросила оцепенение. Такие мысли надо было гнать, они ни к чему хорошему не приведут. И укладывая свое седло возле огня, Берта негромко, для смелости, начала напевать. Собрала охапку мясистых листьев и мягкой травы, чтобы было удобно сидеть, покрыла ее попоной. Затем отстегнула тяжелую шинель от задней луки седла и накрылась ею — в ночном воздухе уже было сыро и прохладно.

Устроившись так, что можно было с удобством облокотиться на седло, Берта приготовилась к бодрствованию на протяжении всей ночи. В течение часа тишина нарушалась лишь отдаленным грохотом орудий и тихим похрустыванием жующей лошади, как вдруг вдали, на расстоянии не более мили, послышался рокочущий раскат львиного рева. Девушка вскочила и положила руку на винтовку, лежавшую возле нее. Легкая дрожь пробежала по хрупкой фигурке. Берта почувствовала, как ее тело покрылось гусиной кожей.