Еще интересным моргом был Склиф. Однако там интересна была как раз ночная жизнь. Дневные санитары, Борис (вроде как бывший студент биофака МГУ, отсидевший за фарцу) и Вова по кличке Клячкин (фамилия была совсем другая) любили выпить, но держались в рамках. У них, правда, была фирменная дурацкая манера пугать новых труповозов, втолкнув их в камеру с лежавшими там годами судебными трупами, разрешения на захоронение которых следствие не давало, погасить свет и ждать, пока человек не начнет слезно проситься наружу. Такая своеобразная инициация. Я, кстати, проситься не стал, решив, что оставлять меня на веки вечные в их планы не входит, да и водитель без меня не уедет. Так и оказалось, естественно, но около часа я там просидел. Довольно противно.

Тетки, работавшие в секционном зале, были обыкновенными. Выделялась там только Лида, по каким-то своим неведомым причинам предпочитавшая пилить черепа не электрической фрезой, а ручной ножовкой. Ну и, конечно, старшая сестра Елена Ивановна, древняя старушка, про которую говорили, что она здесь работала еще с дореволюционных времен. Теоретически это могло быть, хотя вряд ли было правдой. Хотя, с другой стороны, работал же я в 56-й поликлинике с 93-летней доктором, закончившей Высшие женские курсы задолго до революции.

А вот ночью там начиналось веселье. Причем сами ночные санитары – и Юра Ш., бальзамировавший Высоцкого, и дядя Федя Ж., с племянницей которого у меня был неслучившийся роман, и Павел Васильевич Б. (как и дядя Федя, бывший водитель труповозки) – были пожилые тихие люди, даже не сказать, что особые пьяницы. Но деньги они зарабатывали особым образом.

В те времена среди московской золотой молодежи появилась мода совокупляться в гробу. Вот веселые дедушки и шли навстречу подрастающему поколению, пуская их для сексуальных утех за 25 рублей с пары. А 25 рублей в те времена были большими деньгами, поэтому старичкам хватало и на коньячок, и на балычок, и на многое другое.

Были и другие люди, работавшие в моргах, и тоже по-своему интересные. Собственно, сама эта сфера, которую мы сейчас называем «ритуалкой», в позднесоветские годы была очень своеобразной. Она находилась на стыке между нормальным и криминальным миром, но обычно не скатывалась в откровенный криминал. Может, кто-то помнит повесть Сергея Каледина «Смиренное кладбище» – там правдиво показан быт уже последнего этапа.

Но я вспомнил это не только ради бытописательства. Труповозка научила меня общаться с людьми. Не только из финансовых соображений, но и в первую очередь для обеспечения адекватного контакта. Потом мне это не раз пригодилось и при сборе анамнеза, и для решения разных конфликтов, и для многого другого.

Сегодня я, похоже, ввел коллег в когнитивный диссонанс, явившись подтверждать свою высшую категорию по анестезиологии-реаниматологии в подряснике и с крестом. Если учесть, что хожу я пока с палочкой, то вид был преумилительный – во всяком случае, когда я вышел из кабинета, то увидел несколько пар круглых от удивления глаз.