– Что случилось?

– Мы – реанимобиль Главного врачебно-санитарного управления МПС. Перевозили больного к себе. Кислород кончился… – я снова заныл.

– Дайте телефон, где вас ждут.

Я сориентировался и дал телефон замглавврача Первой клинической инфекционной больницы. В полшестого его явно на работе не было.

– Но там не отвечают.

– А я причем? Какой есть телефон, тот и даю.

Старшие врачи раньше умели принимать нестандартные решения.

– Сейчас приедет наш реанимобиль, а вы поедете с ними, чтобы у них приняли.

– Хорошо! Номер наряда.

И Ангелина на автомате выдает номер нашего отдела. Я кладу трубку и важно объявляю: «Сейчас приедет реанимобиль и увезет. Мы обо всем договорились. Вот номер наряда».

Мы быстро сматываемся.

Через три дня, встретив меня в коридоре нашей клиники, доктор Женя из соседней реанимации, подрабатывающий на реанимобиле, хитро глядя на меня, сообщил:

– Знаешь, у меня тут был прикольный вызов в «семерку». Кто-то туда из Тульской области сочетанную травму привез, якобы в МПС везли. Всем голову заморочили и смылись. А нас вызвали перевозить.

– Ну и куда ты его дел?

– На месте оставил. Куда его везти? Но ты знаешь, мне кажется, что на всю Москву лишь один доктор мог проделать такое.

Пациента никуда не перевели. Железнодорожники договорились с администрацией, и ему выделили реанимационный бокс. Лежал пациент долго, его даже сняли с ИВЛ, но в конечном итоге он все-таки умер. Родственница потом рассказала, что парень не сам упал, была пьяная драка и его столкнули. Поэтому сначала дело хотели замять и на перевод добро не давали, а когда состояние ухудшилось, испугались и решили от греха подальше отправить в Москву.

Вот такая история.

Мои воспоминания о 90-х не зря носят название «Записки медицинского бандита». В 90-е бандитизм был не просто обычным явлением – нарушения закона были повсеместными. И медицина не отставала.

Дело было первого мая. Меня разбудил звонок на мобильный. Мобильников тогда было немного, и каждый владелец немного важничал, ощущая себя деловым человеком. Просто так на «мобилу» не звонили.

Звонил Рыжик. Так мы называли одного коллегу, зарабатывавшего деньги консультациями реанимационных отделений в Московской и прилежащих областях. Рыжик работал в нашей клинике, клиника была уважаемой, и он, соответственно, тоже. Консультации его часто заканчивались неофициальными переводами в Москву, поэтому наш тандем работал неплохо.

Но сейчас Рыжик (кстати, он был не то чтобы очень рыж, просто на общем фоне блондинов и брюнетов его волосы отдавали рыжинкой) позвонил с другим предложением. В полшестого утра, между прочим.

– Серег, слушай, тут такое дело. Я дежурю, а мне позвонили из N (он назвал поселок в Смоленской области в верховьях Днепра), там джип перевернулся, одна женщина погибла, а двое детей пострадали. Девочка на ИВЛ. Смотайся на консультацию…

– А как я поеду? – на своей машине мне ехать никуда не хотелось, даже за деньги. Я планировал отпраздновать День солидарности трудящихся за столом, вкушая селедку и водку. По пролетарской традиции первых маевок.