Я находилась в поиске разноязычной выборки хендлеров и хотела получить информацию о том, как испаноговорящие жокеи ускоряют или замедляют бег лошадей. Позднее я предполагала сравнить их с жокеями и тренерами собак, говорящими на английском, баскском, китайском языках, языке перуанских индейцев кечуа и еще на 12 языках. Но в тот момент мне нужны были испаноговорящие испытуемые без знания английского языка. А все жокеи, болтавшиеся вокруг этого старого, пришедшего в упадок ипподрома, говорили или только по-английски, или на обоих языках.
«Подождите, пока появится Хосе — сказали мне. — Он может объявиться в любой день, и он знает полно тренеров и жокеев, не говорящих по-английски: он сведет вас с ними». Они были правы. Хосе знал всех, и все знали его, и хотя он был не меньше других в недоумении по поводу того, чего я здесь, собственно, делаю, он согласился свести меня с тренерами и жокеями, говорящими только по-испански с тем, чтобы я могла записать их на пленку во время работы с лошадьми. Проезжая через Хиллкантри, что на юге Техаса, мы остановились у магазинчика на краю городка. Хосе вернулся (это было 8 утра) с ящиком пива. Откупорив бутылку, он закурил джойнт[17] размером с сигару и сказал: «О’кей, Триша, мы доставим тебя ко многим парням, говорящим по-испански, о’кей? Хочешь затяжку?» Я отказалась и на всякий случай незаметно нащупала в кармане свой швейцарский армейский нож.
Хосе сдержал свое слово. Я записала, должно быть, пять пленок тренеров и жокеев, не говорящих по-английски. Быстро выяснилось, почему Хосе знал каждого и был рад меня к ним отвезти. Каждый раз, когда мы приезжали на новое место, я старательно игнорировала толстые продолговатые мешки, которые он исподтишка передавал тренерам. Я возилась со своей аппаратурой, пока Хосе заканчивал дела по своему основному заказу и затем объяснял, зачем я здесь. Бог знает, что он им говорил: мои ограниченные познания в испанском не позволяли следить за беседой. Все они, определенно, считали меня ненормальной, но тем не менее принимали, как вы бы принимали располагающего к себе, безвредного инопланетянина.
И в определенном смысле я и была инопланетянином, уделяя специальное внимание звукам, которые другие люди используют с животными, как если бы изучала другой биологический вид. Я чувствовала себя как Джейн Гудолл, благожелательно любопытствуя по поводу интересных звуков приматов вокруг меня, с той лишь разницей, что эти приматы по случаю оказались людьми. То, что я узнала об этих интересных звуках, оказало глубокое влияние на мою коммуникацию с собаками. Профессиональные тренеры животных, которые, как и любой другой, должны знать, как использовать звук при взаимодействии с животными, отличаются от обычных владельцев собак в одном строго определенном моменте. Они способны отделять собственное эмоциональное состояние от производимых ими звуков, издавая звуки, которые, скорее, вызывают необходимую реакцию животных, чем отражают их собственные чувства.
Это не так просто, как может показаться. Эмоции людей оказывают глубокое влияние на то, как они говорят, не только в смысле используемых слов, но и в смысле того,