Серафим рухнул возле Филиппа на колени, осторожно опустил митрополиту веки, поднял и поцеловал безвольные руки митрополита, прижал эти руки к своему лицу и заплакал.
Успокоившись, Серафим встал, ухватил Филиппа под мышки и с трудом, почти волоком, потянул тело из кельи.
Серафим тащил митрополита по монастырскому переходу, но не в ту сторону, куда ушёл Малюта, а в противоположную. За поворотом у стены стоял большой кованый сундук. Не выпуская Филиппа, Серафим сдвинул сундук ногами. За сундуком в стене была низенькая дверка тайного хода.
Сгибаясь, Серафим волок митрополита по узкому каменному тайнику со сводчатым потолком. Здесь царила земляная темнота, но Серафим знал путь наизусть.
Проход закончился другой дверью. Стоя к ней спиной, Серафим забарабанил пяткой. Дверь открылась.
Тайник вывел в подвал под алтарём кладбищенской церкви. Здесь Серафима ждали два монаха.
Они приняли тело мёртвого Филиппа и бережно уложили в приготовленный гроб. Гроб накрыли крышкой и принялись заколачивать. Гвоздям на шляпки монахи подкладывали кусочки войлока, чтобы не стучать молотками на всё кладбище.
Потом монахи и Серафим на верёвках спустили гроб в могилу. Монахи вдвоём направляли изголовье гроба, а Серафим — изножье. Верёвки бросили вниз. Монахи сразу же взялись за лопаты. Рядом с могилой на холстине лежала большая куча земли.
Серафим встал у ямы на колени, глядя на гроб. Ему было страшно расстаться с Филиппом. Филипп был узником в оковах, но рядом с ним Серафим ничего не боялся. А сейчас сделалось страшно.
— Братцы, дозвольте, я на гроб его лягу, — шёпотом попросил Серафим у монахов. — Вместе с ним меня заройте.
— Не вводи во грех! — рассердился один монах. — Убирайся!
— Скоро нас всех к нему отправят, — сказал другой монах. — Дождись. Там и встретишься.
Монахи забрасывали могилу Филиппа землёй.
Конные опричники долго мёрзли у Святых врат монастыря. Они ёжились, били себя руками по плечам, ворочались. Усы, бороды и отвороты тулупов у них обросли куржаком. Кони топтались и фыркали.
А Малюта на коне ждал чуть поодаль. Он сидел в седле неподвижно, как влитой, и конь его стоял, не шелохнувшись ни разу. На Малюте не было даже изморози от дыхания.
Ничего не происходило.
Продрогшие опричники не решались побеспокоить Малюту вопросом, не напоминали о себе. Но вдруг сам Малюта встрепенулся и послал коня через мост и Святые врата в обитель.
Братия ждала во дворе с хоругвями, словно собиралась на крестный ход. Малюта на полном скаку врезался в толпу монахов. Под луной блеснула его сабля.
Кромешникам не надо было ничего объяснять.
Они топтали и рубили монахов, а монахи метались по двору и падали под ударами. Кто-то полз, а кто-то оставался лежать. Кто-то пытался подняться, а кого-то тащили.
В самой гуще толпы на коне вертелся Малюта.
— Где мертвец? — рычал он, полосуя саблей вокруг себя по чёрным клобукам. — Где мертвец?
Игумен упал, сбитый с ног конём Малюты. Не находя слов, игумен тряс над собой распятием. Малюта поднял коня на дыбы. Игумен увидел, как ему на грудь падает огромное, словно небо, копыто коня.