Фальшивый алхимик лежал на широкой кровати в углу маленького зала и страдал. Сломанная нога заживала медленно и постоянно ныла. К больному охрана не подпускала никого из бывших любовниц, доверив уход шепелявому старику, похожему на сморщенную от времени грушу на ножках. Вредный «сыроед» постоянно кряхтел, клял на все лады богов и ворчал на пациента, за которым приходилось убирать ночной горшок и объедки. Еще день-два и от тоски можно будет лезть в петлю…

Дверь почти бесшумно распахнулась и внутрь вошел Карл, в наброшенной на плечи пушистой шубе и большим кожаным мешком в руках. Увидев знакомое лицо, лежавший на кровати мужчина оживился:

– О, гости! А я тут уже не знаю, как время убить! И ведь не разрешают домой перебраться, все им боязно за меня!

– Ничего, на днях отпустят. Ты на поправку идешь, можно уже перенести будет. Ну и девушки заждались такого красивого… Слушай, я никак Брокка найти не могу. Он попросил заскочить туда, откуда его забирали в самом начале. Я сдуру пообещал, а теперь голову ломаю, что за место он имел в виду. Не знаешь?

– Откуда забирали?

– Ну да, где его нашли, где он начал свои железки делать… На северах, а вот название деревни из головы вылетело.

Больной удивился:

– Да какая там деревня? Это охотничья сторожка на Седых скалах. Ее еще Пьяной сторожкой называют, там пару раз народ так добычу отмечал, что к утру по холодам обмораживались все. Любого из охраны спроси, они тебе подскажут, как добраться.

– А, понял. Ладно, тогда мы тебе гостинцы оставим и пойдем. Нам еще лететь придется.

– На ночь глядя? Стемнело ведь уже… А гостинцы – это хорошо…

Появившийся следом за приятелем Толла-Ка пригнулся, чтобы не зацепиться головой за низкую притолоку, а Карл тем временем шагнул к кровати и с улыбкой быстро ударил кинжалом в прикрытую белой рубахой грудь «алхимика». Вокруг вонзившегося лезвия медленно стало расползаться бурое пятно. Подвинувшись в сторону, убийца распахнул горловину мешка и нетерпеливо спросил:

– Что возишься? Время уже. Надо до смены караула успеть.

Бывший гладиатор молча вытянул из-за пояса широкий топор, который успел позаимствовать у охраны, и одним ударом отсек голову погибшего. Затем подхватил ее за волосы и аккуратно положил в мешок. Парочка так увлеклась процессом, что не заметила, как в дверях возник еще один незапланированный зритель – Нутт, помощник Брокка.

Двадцатилетний кузнец ошарашенно смотрел на происходящее, не в силах понять: что же именно тут происходит. Потом все же не сдержался и спросил:

– Это за что его? Вроде бы выздоравливал, весной снова к ярлу собирались отправить…

Сунув мешок в руки Толла-Ка, Карл взглянул за спину столь нежданно объявившегося свидетеля, убедился в том, что коридор пуст, и с деланным равнодушием ответил:

– Болтать он начал не по делу, подружкам своим хотел записку передать. Не знаю, что там понаписал, но Дядьке записку отдали, он взбесился просто. Приказал разобраться.

Ответ совершенно не убедил Нутта. Прищурив глаза, он уже начал медленно пятиться назад, положив руку на рукоять широкого ножа на поясе, как Карл одним движением вырвал кинжал из тела убитого и метнул клинок в помощника Брокка. Покачнувшись от удара, тот завалился назад и упал в коридор. Ноги в стоптанных сапогах заелозили по широким половым доскам, каблуки глухо стукнули по грязным разводам раз, другой – и мужчина затих.