Будто, вторя моим словам, ЗиЛок закряхтел и стрельнул глушителем, отчего Павлов тут же лёг грудью на баранку.

— Гляди, какой ловкий, — оценил Стас и сунул руку за пазуху. — А меня, похоже, зацепило.

— Очень смешно, — расправил плечи Лейтенант.

— Мне казалось, ты спокойнее, — заметил я. — Или так только на привале?

— Сократить вероятность поражения, минимизировав видимый силуэт при звуке выстрела — это логично, разумно и не имеет никакого отношения к состоянию моей нервной системы. А она, кстати, в полном порядке.

— Рад это слышать. Ты, главное, когда до реальной стрельбы дойдёт, силуэт не минимизируй слишком сильно. А то, знаешь, как бывает, на словах кремень, стальные яйца, а как жареным пахнуло, так и след простыл.

— Об этом можешь не беспокоиться.

— Я много о чём могу не беспокоиться, но обстоятельства, зачастую, мешают.

— Ты с карамультука-то своего, — кивнул Станислав на притороченную позади винтовку, — стрелять приспособлен?

— Это не карамультук, — заявил Павлов слегка обиженно, — а Штейр «Скаут».

— Впервые слышу.

— Не удивительно. Винтовка австрийская под НАТОвский 7,62.

— Стволик не коротковат? — глянул я в зеркало заднего вида. — И чего это прицел так далеко поставил?

— В самый раз ствол, лёгкий и разворотистый. А в прицел этот нужно двумя глазами смотреть, потому и стоит так, он малой кратности, два с половиной всего. Винтовка, конечно, больше для охоты загонной, чем для войны, но нравится она мне, удобная. А если прицел на шестнадцать поставить, то и поснайперить можно. Тоже есть, быстросъёмный. А ещё банку можно навинтить. Маскировать не маскирует, зато по ушам не бьёт. Ложе, кстати, в сошки раскладывается.

— Толково. Смотри, как бы у тебя эту диковину заморскую не отобрали. Там, куда мы едем, народец ушлый.

— Для ушлых у меня «Кедр» припасён, — похлопал лейтенант по висящей на левом боку кобуре.

— О, вот это дело, — оценил Станислав. — Дай посмотреть.

— Нет. Личное оружие никому в руки не даю.

— Суеверный что ли?

— Ревнивый, — предположил я. — Чего, рожу кривишь? Признайся — подрачиваешь на него?

— Не отвлекайте от дороги, — резко съехал Павлов с оружейной темы, но Станислав тут же вернул его в прежнее русло:

— А у меня гляди какой, — вынул он свой ПБ и прикрутил насадок. — Нравится? Ну, я тебе свой подержать дам, а ты мне — свой.

— Блядь, прекратите, — как-то неуютно почувствовал я себя, сидя между ними.

— Не любишь оружие? — удивился Павлов.

— А ты любишь плоскогубцы?

— Что? При чём тут плоскогубцы?

— Это инструмент такой, для работы. Ну, любишь или нет?

— Я даже не знаю...

— Сейчас он тебе расскажет, — встрял в беседу Станислав, — что оружие — такой же инструмент, и нехер его облизывать. Но ты ему не верь?

— Это ещё почему? — поинтересовался я, немного настороженный столь уверенным тоном.

— Я же вижу, — указал Стас на свои ясные очи. — Ты тут вот распинаешься почём зря, а сам, когда ВСС свой чистишь, тряпочку мягкую под него подкладываешь.

— С мягкой ткани детали мелкие не скатываются, в отличие от брезента.

— Да, рассказывай. А помнишь, как ты «Пернач» свой покоцал о кирпичи? Так ты ж потом дня три то место на затворе пальцем теребил. Полировал, наверное.