Она же исподтишка послала ему поцелуй кончиками пальцев и хитро подмигнула. Турецкий увидел: Эмма теперь действительно успокоилась, пришла в норму, а это ей в самом деле было необходимо.

Рванула с места так, что только снежная пыль закрутилась. «Хвост», нарушая все правила, ринулся за ней.

— Ну давай, чего у тебя там? — сказал Турецкий дежурному и забрал клочок газетной бумаги с написанным на нем автомобильным номером.

— Все нормально? — спросил дежурный, неизвестно что имея в виду.

— Порядок, — ответил Турецкий, подразумевая совершенно конкретные вещи.

Странное дело, он сперва подумал, что это очередной каприз дамы, уже привыкшей не встречать отказа в своих желаниях. Но, в конце концов, понял: в ее жизни нет человека, которому она могла бы открыться. Подруга, Вика эта? Но та далеко и живет в своем мире, который, возможно, Эмме даже и не особо интересен. И больше никого. Кроме постоянных глаз да глаз, откровенно раздевающих ее. А ей не жеребцы нужны, а тот, кто мог бы не только доставлять физическое наслаждение, но и нашептывать на ушко ласковые слова. И тут, как подарок, он, Сашка, будто летняя гроза в разгар зимы. Вот она и вдохнула наконец всей грудью, напилась кислорода, расслабилась и послала к черту всех жуликов, с которыми приходится сосуществовать. Воруют? Ну и пусть! Посадят однажды? Туда им всем и дорога!

Но это был не вывод, подсказанный Турецким. Он-то как раз приготовился прочитать ей на обратном пути небольшую лекцию о том, как жить дальше. А тут она словно очнулась и заговорила, о чем думала все последнее время. Словом, Эмма успокоилась и честно пообещала больше не делать глупостей. Не лезть на рожон. Не совать нос в дела мужа. Не рисковать телефонными звонками. И вообще, стараться быть чуточку актрисой — что поделаешь, если мир насквозь фальшивый?

4

Поздним вечером, когда Александр Борисович решился наконец покинуть службу, уже в дверях его остановил последний на сегодня, как он решил, телефонный звонок.

— Ты еще на работе? — спросил Фролов.

— Никак загрустил? — вопросом на вопрос ответил Турецкий.

— Разве? — почти не удивился Федор Александрович. — Слушай, Сань, может, по дороге домой заскочишь на минутку? Тут кое-что появилось… для тебя.

— Ну?! — обрадовался Турецкий. — Молодцы! Быстро вы…

— Это, к сожалению, мы умеем быстро… — вздохнул Фролов.

— Выезжаю.

Спускаясь к машине, Александр Борисович все размышлял по поводу странной интонации генерала. А потом пришел-таки к мысли о том, что выданная Федору информация из кадров и от командира батальона, вероятно, подтвердила самые худшие его предположения. Так чему ж теперь радоваться? Если уж Генеральная прокуратура собирается нанести мощный удар по низовым звеньям Госавтоинспекции, пусть даже отдельным ее представителям, можно себе заранее представить, чем гром внизу отзовется в верхних эшелонах. В министерстве немедленно займутся поиском козлов отпущения — это ведь не просто удобный повод для сведения счетов вообще, но кое для кого наверняка и очень своевременный. Полагают же, что УГИБДД города Москвы — весьма лакомый кусок власти. А смена руководства, следующая затем так называемая очередная реорганизация, новое усиление и так далее не более чем отличный повод выбить дополнительное финансирование. Кто ж откажется? Тем более что проведение в жизнь такой важной и, главное, «прогрессивной реформы», как массовое присвоение постовым сержантам лейтенантских званий, о чем сегодня говорили и которую всячески тормозил генерал-лейтенант милиции Фролов, теперь можно будет назвать серьезным организационным шагом по дальнейшему «укреплению», а уволенного на пенсию Федора обозвать вдогонку еще и ретроградом.