И еще подумал Александр Борисович, что ребята в эти проклятые Уборы что-то едут слишком долго. Могли бы уже и весточку кинуть…

Странное дело, когда он позвонил Ирине, чтобы предупредить ее заранее о возможной поездке в Уборы, она категорически заявила, что больше ни в каких играх не участвует. Кричала еще что-то, но тогда он вспомнил слова Славки и произнес их как заклинание, и — странное дело — Ирина враз стихла. Он услышал в трубке ее всхлипы — остатки истерики, естественно, а потом она, громко шмыгая носом, заявила, что сможет освободиться лишь после двух, не раньше, и пусть они все даже не рассчитывают…

Потрясающе! А сейчас уже шел третий час. И никто не звонит.

— Пиши, я выйду покурить, — сказал он Сафиеву, сунул свою папку под мышку и вышел за дверь.

И тут наконец раздался долгожданный звонок от Вячеслава. Турецкий не удержался и рассказал ему о реакции Ирины. Грязнов многозначительно похмыкал и заявил, что иного он от нее и не ожидал. Но тут уже насел Александр: почему, в чем причина? И Славка неожиданно легко раскололся.

— Я ей, когда фонарик-то дарил, сказал: имей в виду, если потеряешь, другого никогда не будет. Он практически вечный, фонарик-то, молодцы японцы, раз в полгода сунул аккумулятор в розетку на ночь — и снова пашет. А весь аккумулятор как мой ноготь на мизинце. Умеют, конечно…

— Но реакция-то? Ничего не понял. Ну потеряла и потеряла, невелика беда!

— Ишь ты, я еще и добавил. Пока, мол, он будет с тобой, вы ни за что с мужем не разбежитесь. А я лично прослежу, чтоб ты его не потеряла. Теперь понял?

— И когда это все происходило? — с подозрением спросил Турецкий.

— Да был как-то повод, чего-то вы с ней перегавкались, — неохотно ответил Грязнов. — Я так понимаю, что он теперь у нее как амулет. Тем важнее возврат его на законное место.

— Ой, ребята, делать вам не хрена… — вздохнул Турецкий. — Между прочим, мой назвал Митяя. В протоколе, чин-чинарем…

— Тогда закругляйся и вали сюда. Там ребята работают вовсю, а я покурить вышел. Помнишь? Сучка спрашивает кобелька: ты кто? А он я кто?! Да… просто это… покурить вышел… — И расхохотался, чрезвычайно довольный собой. Наверное, имел к тому основания.

3

Ирина была тихой и очень собранной, какой становилась в ту пору, когда еще концертировала. Собиралась, как она говорила. Выметая из головы все лишнее. Не имеющее отношения к высокой музыке.

Вот и сейчас, сидя рядом с мужем в машине, она сказала только одну фразу:

— Пожалуйста, если можно, не оставляйте меня с ним наедине и долго не держите в его доме. А то мне станет плохо, я знаю…

Турецкий поклялся, что им достаточно, чтобы она сказала: «Это он», — и потом, если обнаружили ту комнату, то тоже подтвердила. А потом может отправляться домой. На его машине. Сам он и со Славкой доедет. А об «наедине», как сказали бы в Одессе, не может быть никакой речи, даже и не надейтесь!..

Дом был как дом, в новом стиле — громоздкий, пафосный и неуютный внутри. Много подобных перевидал Александр Борисович, и они не вызывали у него горячего желания пожить, поблаженствовать там… чего еще? Да просто назвать своим жилищем, где есть любимые уголки вроде того, что у него на кухне, перед маленьким телевизором, стоящим на холодильнике — большом, а не маленьком, который в прихожей. Было время — ни одного не имели, а теперь и двух мало… А в таких вот домах, как знал Александр Борисович, целые комнаты в подвалах под хранение продуктов отводятся. Ну да, а вдруг завтра голод начнется?..