Торон прохаживался рядом, застёгнутый в новенькую скрипучую сбрую. За два года он изменился едва не больше хозяина. На месте нескладного подростка, обременённого бесполезными крыльями, стоял могучий молодой кобель, гордость двух звериных племён. Он поднялся в небо той же весной, когда они с хозяином оказались у вилл, почти сразу, как только зажило больное плечо. И волшебство Крылатых было тут ни при чём. Просто вымески растут и мужают не так, как родительские породы.

«Ты уверен, брат, что хочешь попробовать?»

Симураны, как и сами виллы, умеют по-разному пользоваться мысленной речью. Могут позвать так, что отзовутся все способные слышать. А могут послать весть одному в толпе.

– Да, – сказал Коренга. – Я хочу.

«Отец Мужей не намного меньше, чем ты. А я куда сильней Вожака. Я не бился с ним, но все знают, что я сильней. Я бы легко поднял тебя…»

– Ты думаешь, у меня не получится?

«У тебя всё получится, брат мой. Просто так мне было бы спокойней. Я бы знал, что нипочём не позволю тебе упасть…»

У Коренги было лицо человека, давно и прочно отвыкшего улыбаться. Вот и теперь лишь чуть дрогнули уголки губ да потеплели глаза.

– Ты и так не позволишь мне разбиться, малыш. Ну, становись!

Молодой венн распустил косы и гребнем, когда-то принадлежавшим Эории, не спеша расчесал волосы. Влез в тележку и повозился там, проверяя, как движутся рычаги. Потом пристегнул длинные постромки. Торон сделал шаг вперёд и влёг в сбрую, готовя душу и тело к решительному усилию.

Коренга был одет в серую вязаную безрукавку, вытертую и потрёпанную, но по-прежнему надёжно державшую тепло. Он ненадолго зажмурился, потом открыл глаза и переставил рычаг, не дававший вертеться колёсам.

– Давай, – сказал он негромко.

Торон насторожил уши, чуть пригнул голову и начал разгон. Ему предстояло взлететь не так, как привыкли взлетать симураны – с обрыва или прыжком вверх, – но он очень хорошо знал, что от него требовалось. Сперва он бежал по-собачьи, пластаясь в неистовых прыжках, потом начал помогать себе крыльями…

Мелкие камешки и тёмный песок превратились в смутные полосы, уносившиеся из-под лап… ещё прыжок и ещё…

А потом тележка позади вдруг перестала греметь и дёргать постромки, стесняя движение. Земля пошла вниз, не особенно круто, но вполне ощутимо. Торон оглянулся. Он увидел провисшие бечевы, натянутую ткань крыльев, сумасшедшие глаза Коренги и его руки, побелевшие на рычаге. Вот он всё-таки дотянулся и отстегнул постромки, освобождая Торона.

Летучая птица парила в тишине между горами и небом, раскинув просвечивающие полотняные крылья, легко и свободно, как прядь утреннего тумана, как парусная «косатка» над волнами холодного моря…

Симураны со всадниками осторожно подлетали к ней сзади и спереди, сверху и снизу, слева и справа. Ойр и плечо горы успели отодвинуться прочь не менее чем на версту, внизу разверзались окутанные облаками долины, отвесные ущелья и речки, белыми паутинками змеящиеся на дне. Стремительные летуны были готовы броситься на выручку не в меру отважному Бескрылому, выдернуть его из падения, если вдруг что. Но Коренга падать не собирался. Птица спокойно слушалась рычага, кренясь и выправляясь по его воле, и белые вершины впереди больше не казались недостижимыми. Сейчас он повернёт и опустится на тот же ойр, а завтра будет новый полёт, а потом ещё и ещё. Потому что за горами, лесами и реками стоит Галирад, а в нём живёт Медва, которой он собирался столько всего рассказать. А ещё чуть подальше – совсем чуть-чуть – раскинулись веннские дебри, и с высоты в них можно увидеть речку по имени Черёмуховый Юг, бегущую к матери Светыни…