Ему хочется найти свое племя.
Никки хорошенько поразмыслил и решил, что к середине второго дня вправе немного рассердиться. После выходных должна начаться учеба, и он не сможет заботиться одновременно о Джесс, малявке, собаке и всем остальном. Никки пропылесосил дом и постирал кучу сырого белья, которое нашел в стиральной машине – оно уже начинало попахивать. Танзи помогла ему развесить постиранное белье. Он сходил с ней в магазин за хлебом, молоком и собачьим кормом. Никки испытал немалое облегчение, оттого что никто не ошивался у магазина и не называл его «гомосеком», «придурком» и так далее, но постарался скрыть это от Танзи. И он подумал: вдруг (всего лишь вдруг) Джесс права и все изменилось? И наконец начался новый этап его жизни?
Немного позже, когда он просматривал почту, в кухню вошла Танзи:
– Давай еще раз сходим в магазин?
Он даже не посмотрел на нее. Он пытался решить, вскрывать официальное письмо, адресованное миссис Д. Томас, или нет.
– Мы только что ходили в магазин.
– Тогда можно я схожу сама?
Он поднял взгляд и несколько удивился. Танзи что-то навертела на голове – приподняла волосы сбоку кучей блестящих заколок. Она была сама на себя не похожа.
– Я хочу купить маме открытку, – пояснила она. – Чтобы немного ее подбодрить.
Никки был совершенно уверен, что открытка не поможет.
– Нарисуй открытку сама, малявка. Сэкономишь.
– Я всегда рисую открытки сама. Иногда приятно получить магазинную.
Никки изучал ее лицо:
– Ты что, накрасилась?
– Всего лишь немного помады.
– Джесс не позволила бы тебе красить губы. Сотри.
– Сюзи красит губы.
– Для Джесс это не аргумент. Вот что, малявка, сотри помаду, а я научу тебя краситься как следует, когда ты вернешься.
Танзи сняла куртку с крючка и ушла. Мама с девяти лет отпускала ее одну в магазин.
– Я сотру по дороге! – крикнула она через плечо.
– Возьми с собой Нормана! – крикнул Никки.
Затем он приготовил чашку кофе и отнес наверх. Пора позаботиться о Джесс. Мысленно повторяя эти слова, Никки чувствовал себя непривычно взрослым. Пора позаботиться о Джесс.
В комнате было темно. И хотя было почти три часа дня, Джесс даже не удосужилась раздвинуть занавески.
– Поставь рядом, – пробормотала она.
В комнате пахло немытым телом и затхлостью.
– Дождь прекратился.
– Хорошо.
– Джесс, хватит лежать. – (Она ничего не сказала.) – Правда. Тебе надо встать. Здесь начинает вонять.
– Я устала, Никки. Мне просто нужно… отдохнуть.
– Тебе не нужно отдыхать. Ты… ты наш домашний заяц-энерджайзер.
– Пожалуйста, милый.
– Я не понимаю, Джесс. Что происходит?
Она медленно повернулась и оперлась на локоть. Пес внизу начал лаять, настойчиво, взахлеб. Джесс потерла глаза:
– Где Танзи?
– В магазине.
– Она поела?
– Да. Но в основном хлопья. Я не умею готовить ничего сложнее рыбных палочек, а ее от них тошнит.
Джесс посмотрела на Никки, затем на окно, как бы что-то взвешивая. И сказала:
– Он не вернется.
Ее лицо сморщилось.
Пес оглушительно лаял – вот кретин! Никки пытался сосредоточиться на словах Джесс.
– Правда? Никогда?
По ее щеке скатилась большая слеза. Она смахнула ее ладонью и покачала головой: