По тонкой, темного песка тропинке они прошли зарослями мокрого от невысохшей росы тальника, не задерживаясь, перескочили невысокий перевал и по лесной, с выступающими там и сям небольшими скальными зубцами лощине направились скорым шагом строго на юг. Тягун был километров пять-семь, и Глеб успел по достоинству оценить ходкость маленького Анюшкина. Горы, справа и слева закрывающие плотнооблачное сегодня небо, постепенно сжимались, они были повыше и помассивнее всех тех, на которые до этого забирался Глеб, и их безлесые вершины венчались оголенно каменными гребешками. То есть это были горы, какими они и должны быть. По крайней мере, такие он видел на Западных и Южных Саянах. На перевале им навстречу выглянуло солнце, и сразу стало жарко. И вспомнился его первый день "отдыха", в пиджаке и штиблетах. Спуск был круче и каменистей. С уступа на уступ приходилось семенить короткими перебежками. Внизу опять стемнело. Рядом в глубокой щели почти шепотом клокотал холоднючий ручеек. Они попили и помыли лица в струйке небольшого водопадика, заросшего густыми кустами молодой черемухи. И теперь неспешно тронулись к уже видневшейся внизу через плотный, но невысокий соснячок, достаточно впечатляющей реке.
На чернильно-синем повороте неблестящей реки лес отступал, обнажая большую и ровную, как футбольное поле, зеленую поляну. На этой вот ярко высвеченной солнцем поляне и расположился лагерь. Сверху хорошо была видна цепочка расположенных широким, весьма неровным каре тридцати - сорока цветных палаток, немного отнесенная вниз по течению дымящаяся кухня с длинными, под брезентовыми тентами, обеденными столами и нечто вроде эстрады около большого кострища из натасканных с реки валунов. Возле эстрады копошились какие-то люди. И берег, и лес вокруг лагеря были наполнены голосами и активно переливались броуновским движением множества восторженных полуголых людей. Пламя сильно затрещало, и с ними громко поздоровались быстро поднимающиеся навстречу три мужичка с корзинками, весьма забавного вида: нестриженые, как у старообрядцев, бороды, расшитые вручную, очень "фольклорные" рубашки и цветные, до колен, ситцевые трусы. Все они были босы. Анюшкин проводил их восхищенным взглядом:
- Видали? Какой колорит!
- Это "ивановцы". У нас в Москве их видимо-невидимо.
- А у нас такие недавно появились. Хотя чего только не бывало, даже нудисты. Но тех наши мужики быстро отлупили. Чтоб детей не смущали. А эти очень, очень, я вам скажу, забавны. Я такой детской непосредственности до сих не видел. Это ж надо только, в конце двадцатого века, когда все секты ну минимум на Гегеля опираются - такой замечательный примитив! Хорошо! Мне они книжку своего Учителя подарили - какая прелесть! Я над ней всю ночь хохотал, не мог оторваться.
- Ну, они не так уж и безобидны.
- Что вы, уверяю вас! Эти человеков в жертву не принесут! Нет! Они как бы, в мистическом плане, полный противовес самосожженцам. Те - в огонь, эти - в воду. Те в небо, к духу, а эти в землю, к плоти. Призыв у них не из той сферы, не для культа смерти. Травоядные. Уж поверьте мне, старому сектоведу.