Свет чуть пригас, затемнив и туман. Потом белое пятно совершенно без всяких усилий стало возноситься, уменьшаясь в размерах, гаснуть... Стали вновь слышны шорох капель и бульканье ручья. Привычная темнота, только высоко-высоко немного еще постояло едва различимое светлое пятнышко, а потом быстро ушло в сторону... Дождь...

Когда Глеб добрел до избушки, она почти вся стояла в воде, склонившись своим черным окошечком над самым током... Перейти на ту сторону? Но у него, наверное, не хватит сил... Глеб обнял ствол пухлой березки, прижался к пачкающей коре щекой. У него, наверное, не хватит сил... И тут увидел, как дверь избушки шевельнулась. Чуть-чуть. Или это ему показалось? В темноте? Он шагнул к самому краю воды, вытянулся: показалось или нет? Сердце вдруг забилось радостью: "Она там!" Глеб прыгнул в воду, провалился, но удачно сдернулся и, перебирая руками и ногами по шевелящемуся дну, выполз, вышел, выбросился на тот берег. Встал. Рванул деревянную рукоять и ввалился внутрь.

Светлана сидела за столом, крепко оперевшись на него локтями, и смотрела на лежащего Глеба, на лениво растекающуюся от него по серому, грубо отесанному дощатому полу лужицу. Вода быстро впитывалась в некрашеное дерево... Маленький, расплавившийся прямо на столе стеариновый огарок с прыгающим желтым с розовым кончиком пламенем. Запах воска и мяты. Шорох капель по крыше... "Никола" со стены чуть мерцал стертой позолотой нимба... Были слова или нет: "Ты пришел..." - "Я пришел..." - "А я уже почти не надеялась... Когда началась гроза, я сильно испугалась. И перестала тебя ждать..." - "Я бы все равно пришел..." - "Это хорошо. Хорошо".... Она придвинулась к нему, присела на колени около: "Сними рубашку. Мокрый же весь. Замерз". Он со стоном приподнялся, протянул вверх руки. Прилипшая рубаха никак не хотела стягиваться. Она рванула, отлетела пуговица, больно резануло кисти. "Что у тебя с пальцами?.. Садись сюда...". Они теперь оба сидели за столом друг напротив друга. Светлана осторожно снимала мокрую черную марлю. Он только поскуливал, сжав зубы, чтобы потерпеть, да никак не удавалось - челюсть тряслась от выходящего наружу озноба. Она встала, из угла достала большой коричневый шерстяной платок. Накинула Глебу на плечи, пропустив под руки крест-накрест, завязала на спине: "Вот так лучше. Да?" "Д-да. Д-да",- простучал ответ... Вид его кистей был просто ужасен. Они распухли, порезы и ссадины разошлись, обнажив живое мясо, с которого сочилась кровь и сукровица. От этого зрелища ему стало очень себя жалко. Даже озноб стал проходить... Светлана, очевидно, неплохо ориентируясь в избушке, достала откуда-то маленькую чеплашку с темной, почти черной, густой жидкостью: "Это мумие. Только сегодня развела... Терпи!" А он опять заскулил, когда эта темно-коричневая жижа огненно протекла в ранки, затопал ногами. "Потерпи, пожалуйста, потерпи". Она поцеловала его в лоб. Как маленького... Потом откуда-то еще появилась белая чистая марля. Светлана смочила ее в мумие и принялась заматывать кисти заново...