— Чего там «спасибо», разве у меня совсем совесть кончилась? Ты, главное, в прокуратуру иди, как собрался. Накажи этих беспредельщиков. От их вони в России уже продыху не стало.

Ричард неожиданно рассмеялся. Это не была истерика: ему на самом деле стало весело. Это равнялось дзен-буддийскому просветлению: до него вдруг дошло, что он является полноценным жителем удивительного, парадоксального мира, где преступники способны содействовать торжеству закона, а служители закона — выступать на стороне преступности. В сущности, такого рода озарение могло отвратить его от похода в Московскую областную прокуратуру. Однако в основах своей английской души Ричард Смит остался законопослушным гражданином. И теперь он уже обязан был дойти туда, куда стремился со вчерашнего дня.

В результате происшедшего Мособлпрокуратура могла показаться Ричарду заколдованным местом, эдаким кафкианским Замком, который маячит вдали, но добраться до него невозможно. Но фермер Смит не читал романы Кафки, даже по-английски. Поэтому он безо всяких дурных мыслей спустился в ближайшее метро, по-утреннему переполненное народом, и примерно за полчаса, на этот раз без происшествий, доехал до станции «Пушкинская».

А дальше, словно компенсируя вчерашнюю неудачу, на Ричарда Смита начало сыпаться сплошное везенье. Оно материализовалось в облике старшего следователя Дмитрия Власова, который за неимением машины прибывал на работу на метро. Его бритую голову трудно было не заметить и не узнать, даже в утренней толпе. Пользуясь знакомством, Ричард подбежал к следователю и, запамятовав его имя и как к нему обращаться, предпочел по-детски попасться ему на глаза. Тактика сработала. «Смит? — Оказалось, что Власов-то Ричарда отлично помнил. — Вы ко мне? По делу об убийстве Елизаветы Каревой?» Ричард пафосно сказал, что он по делу о другом убийстве, которое надо предотвратить. Власов был следователем молодым, старательным, не успел проникнуться профессиональным бесчувствием, которое, увы, кое-кого настигает. К тому же ему явно небезразличны были события, происходящие вокруг земель колхоза «Заветы Ильича». И, если на закуску, он знал еще одного человека, которого волнуют эти события…

Власов немедленно связался с Турецким. А дальше все покатилось как по маслу.

Когда время перевалило за одиннадцать часов следующего утра, Кейт перестала надеяться когда-либо еще увидеть Ричарда — даже в гробу. Его тело могли бросить в реку, затолкать его под лед; могли закопать в снег, так что, когда все растает, Кейт не сумеет узнать в изуродованном, полуразложившемся трупе человека, который был для нее лучшим мужчиной во всем мире, лучшим отцом ее детей…

Дети особенно беспокоили Кейт: как повернется у нее язык сказать им, что папа умер, к тому же насильственной смертью? Ник, Маша и Соня сидели угрюмые, притихшие, временами пытались читать или играть, но быстро оставляли свои никчемные сейчас занятия, будто единственным достойным занятием стало ожидание, будто от того, насколько усердно они ждут, зависит возвращение отца. Кажется, они больше не расценивали происходящее как фрагмент приключенческого фильма. Если что-то случается с папой или мамой — это всегда всерьез.