Однако по мере роста Володеньки трудности не исчезали, а росли вместе с ним. В школе он неплохо, хотя и не блестяще, успевал по всем предметам, был на хорошем счету у коллектива учителей, однако это не мешало ему терроризировать других школьников. Сперва явно, затем тайно, исподтишка: школа научила его главным образом тому, что открытая агрессия не поощряется. Когда на родительском собрании Елену Кимовну огорошили известием, что ее сын возглавляет банду, отбирающую карманные деньги у младшеклассников, она не поверила: их сын не мог так поступить! «Конечно, мамочка, они все наговаривают на меня», — смотрел на взволнованную Елену Кимовну ее мальчик чистейшими глазами, и, спрашивается, кому она должна была верить, ему или тем, в ком она видела его врагов?

Поверить пришлось спустя совсем немного лет: когда Володя Ларионов, окончив школу, но не собираясь ни работать, ни продолжать образование, стал проводить почти все время вне дома. Тем не менее денег у родителей не просил. Деньги у него откуда-то брались: откуда — Кирилл Владимирович не раз поднимал этот вопрос, но, натыкаясь то на скупые, уклончивые ответы, то на стену молчания, боязливо отступал. Семья Ларионовых давно уже не относилась к числу состоятельных, и сын дал понять, что не намерен жить в нищете. Елена Кимовна не верила в коммерцию, которой Володя якобы занимается, и с неизменной тревогой просыпалась, когда он поздно возвращался домой. Однажды, уже под утро, зайдя в ванную, которую только что покинул сын, она увидела потеки крови в раковине. Не сказав ни слова, мать смыла компрометирующие следы. Назавтра Володя объявил родителям, что собирается в армию в ближайший — осенний — призыв. «Ты же вроде как говорил, что в армию идут одни полудурки, которые не способны отмазаться?» — напомнил ему Кирилл Владимирович. А Елена Кимовна безмолвно вздохнула: уж лучше в армию, чем в тюрьму! Еще какие-то советские штампы возникли в сознании: там из него человека сделают. Родители парня испортили, отцы-командиры исправят…

Армия действительно в чем-то помогла: по крайней мере, демобилизовавшись, Володя устроился на работу в частное охранное предприятие. Поселился он теперь отдельно, и, стыдно сказать, Елена Кимовна и Кирилл Владимирович восприняли это с облегчением. Почему-то трудно им было поверить, что этот массивный, с мрачными глазами, в неизменной камуфляжной форме силач — их сын. Когда он приходил в гости, в квартире становилось тесно и как-то душно. Он снисходительно подгребал с тарелок любимые когда-то блюда, приготовленные руками матери, пускал смачную отрыжку и начинал рассуждения, заставлявшие родителей никнуть к столу. Особенно их удручали дифирамбы, которые он в последнее время возносил в честь своей хозяйки Маргариты Ганичевой, — к ней Володя нанялся в телохранители.

— Тетка что надо, — изрекал он, ковыряя сломанной спичкой в зубах. — Некоторые растяпы в девяностые годы потеряли все, что было, а она, молодец, приобрела. Потому что вертеться надо, не сидеть сиднем, как некоторые. А скольких она конкурентов слопала! Скольких разорила! Скольких до петли довела! Молодец, так и надо.