Он заставил Вильсона остановиться, снова повернуться к нему лицом, сесть.
Теперь надо заставить его продолжать разговор.
Он изучал коллегу. Лицо оставалось непроницаемым. Но — не глаза. Глубоко на дне глаз появилась тревога. Взгляд не блуждал, Вильсон профессионал, он такого не допустит; но голоса на пленке встревожили его, засели занозой, требовали ответа.
— Эта запись была в конверте, а конверт — в почтовой ячейке Эверта Гренса. — Свен кивнул на значки на экране компьютера, на звуковой файл. — Отправитель не указан. Через день после гибели Хоффманна. Почтовые ячейки ведь примерно на одинаковом расстоянии от наших кабинетов, как по-вашему?
Вильсон не вздохнул, не покачал головой, не сжал челюсти. Но — глаза, в них снова тревога.
— Конверт с записью. И еще кое-что там было. Три паспорта, выданные на три разных имени, — все с одной и той же фотографией, зернистой, черно-белой фотографией Хоффманна. А на дне конверта — электронный приемник, маленький, серебристый, такие запихивают в ухо. Мы смогли подсоединить его к передающему устройству с церковной колокольни в поселке Аспсос. Снайпер, которым командовал Гренс, выбрал эту башню, чтобы гарантировать попадание.
Эрик Вильсон должен был бы взяться за край белой скатерти и рвануть ее так, чтобы пол покрылся осколками стекла и разбросанными цветами, он должен был сплюнуть, или заплакать, или взорваться.
Ничего этого он не сделал. Он изо всех сил сохранял спокойный вид. Главное — чтобы на лице ничего не отразилось.
Сундквист утверждает, что он, Вильсон, и Гренс — соучастники узаконенного убийства.
Он утверждает, что Паула погиб.
Скажи это кто-нибудь другой — Вильсон бы не остановился, не вернулся бы. Если бы кто-нибудь другой продемонстрировал ему эту идиотскую запись, он бы отрицал ее как совершенную чепуху. Но Сундквист никогда не блефовал. Блефовал сам Вильсон, Гренс, большинство полицейских, вообще большинство знакомых Вильсону людей. Но не Сундквист.
— Прежде чем я выйду отсюда, я хочу, чтобы вы коротко перечислили, что именно вы мне гарантируете.
Никто, кроме Паулы, не мог записать эту встречу, ни у кого не было мотива сделать такую запись. И вот теперь он позволил Гренсу и Сундквисту поучаствовать в этой встрече. Он преследовал свою цель.
Тебя спалили.
— Еще я хочу показать несколько картинок. — Свен развернул ноутбук экраном к Вильсону, открыл новый файл.
Стоп-кадр, замершее мгновение с одной из камер слежения Аспсосской тюрьмы: размытый кусок фасада вокруг размытого окна, забранного решеткой.
— Аспсосская мастерская. Корпус «В». Тому, кто стоит там, — вот он, в профиль, — осталось жить восемь с половиной минут.
Эрик подтянул ноутбук к себе, изменил угол экрана. Надо рассмотреть человека, стоящего в центре окна. Часть плеча, черты лица.
Он вел дела с мужчиной на десять лет моложе. Он сам был тогда на десять лет моложе. Что, если бы это случилось сегодня? Он ли завербовал Хоффманна? Или Хоффманн позволил завербовать себя? Пит сидел в Эстерокерской тюрьме. Несколько миль к северу от Стокгольма, изрядная доля заключенных — мелкие воришки. Пит был одним из них. Его первая отсидка. Он был из тех, кто, получив свои двенадцать месяцев, тут же бежит и получает к уже имеющимся еще двенадцать. Но его происхождение, родной язык и склад личности годились для большего, чем подтверждение статистики по рецидивистам.