— А как считаете вы, уважаемый Святослав Аскольдович? — обратился Бабахов к Майскому. — Прав был уважаемый Бруно в этой ситуации или все-таки не прав?

Впервые за долгую телевизионную карьеру Майскому не хотелось оценивать поведение оппонента. Наверное, потому, что тот вынырнул в привычный мир слов из непривычного мира дел и мог в любой момент поступить с его бесценной «черепухой» так, как когда-то обошелся с «черепухами» неизвестных «фраеров».

— Гм… Ну… Думаю, что можно было принять альтернативное решение, — пробормотал он, и Бабахов понял, что дело плохо: от Майского пользы не будет, передача под угрозой. Надо было выправлять положение.

— Спасибо за вашу оценку, уважаемый Святослав Аскольдович! А что, уважаемый Бруно, вы исполняли в цирке?

— Разные номера работал. Человек-ядро, потом с орангутангом боролся, да много всякого делал, — буднично ответил карлик. — И в Америке выступал. Через Ниагарский водопад по канату ходил, с одного небоскреба на другой перелетал. Башни-близнецы знаете? На одной пушку поставили — бабах! И я уже на другой… — Он зевнул. — Ну, это давно было, еще до того, как их взорвали.

— А вы могли бы показать телезрителям какой-нибудь номер? — ослепительно улыбнулся Бабахов.

Бруно задумался.

— Пушки нет, сетки нет — значит, человек-ядро отпадает, — совершенно серьезно рассуждал он. — Ниагары тоже нет, и небоскребов… Вот побороться можно. Орангутанг у вас есть?

Шокированный Бабахов развел руками:

— К сожалению, этот момент мы упустили. А без орангутанга никак нельзя?

Бруно улыбнулся. Улыбка вышла нехорошей: какой-то пугающий оскал.

— Как же бороться, если нет орангутанга? Кого бороть? Правда, могу вот эту мартышку припечатать, — он показал пальцем на Майского.

Тот покраснел и закашлялся.

— Позвольте, что за оскорбления? Разве я для этого сюда пришел? Или мне уйти?

— Вообще-то наша передача исключает подобные вещи…

Бабахов незаметно подмигнул Бруно, явно поощряя его к действиям. Но у того мысль уже сделала очередной зигзаг.

— А давайте-ка лучше я нож брошу! — Он сунул руку в карман трико, через секунду из корявого кулака выщелкнулся блестящий клинок. — Пусть этот клоун к стенке станет, а на башку мы ему яблоко положим… Яблоко хоть есть?

— Это уж слишком!

Майский вскочил и, размахивая руками, скрылся за кулисами. Впервые неустрашимый полемист столь бесславно покидал место дискуссии. Но Бруно не обратил на это внимания.

— Да пусть бежит, коли зассал! — Он махнул рукой. — Без него обойдемся! Давай, ты и становись! А на чеклан хоть яблоко ложи, хоть арбуз! Бруно Аллегро не промахивается…

Лицо Бабахова окаменело, даже улыбка неестественно застыла, как приклеенная.

— Сейчас мы найдем ассистента… Сережа, Валера, вы где? Или Сашу приведите, или еще кого…

Но никто не спешил подставить голову вместо шефа. Пауза затягивалась. Бруно нетерпеливо подбрасывал нож на ладони.

— Ясно, все зассали! — наконец озвучил он свой бескомпромиссный вывод. И сделал быстрое движение рукой.

— Ап!

Нож, вращаясь, пролетел около десяти метров и вонзился в бутафорскую перегородку, пробив ее насквозь. Зрители бурно зааплодировали.