Так о чём это я? А то отвлекся, ах да, про деда. Так вот что получается — я Древомиров. Значит что? А ничего. Не в ту степь я полез. Факт только в том, что бабкин муж не Древний. Иначе был бы у меня другой род. Хм… Ничего не понимаю. Вот взять мать мою ведьму. Ну не особо родственнички пиетет перед ней держат, за что и бывают регулярно биты батей. Но всё-таки приняли, то, что батя Кузнец, перевесило всё. Так почему же не перевесило то, что бабка Архиведьма, если говорить современным языком? Нет, надо ставить вопрос ребром, а то не верю я в халяву, как бы за все эти бонусы платить не пришлось. И уж лучше знать, чего ждать. Вот только вопрос, кого пытать? Отца или бабку? Ой, чувствую, аж под хвостом зачесалось, туда мне и напинают.
Глава двадцать первая
Вот за что не люблю утро, так за то, что надо просыпаться. А как тут не проснёшься, если всё болит? Вчера-то на адреналине даже не заметил, а сегодня выясняется, что тушка бренная моя — синего цвета, местами.
Это батя меня вчера воспитывал. Хотя он это называет спаррингом. Ага. То-то выяснилось, что мне хватит уже издеваться над посохом и надо бы подтянуть рукопашный бой. Ну а как же, посохом со всей дури по башке не дашь, прибить можно. А кулаками куда проще сориентироваться да от души одному во всех отношениях замечательному мне надавать по щам. Хотя батя совсем другие эпитеты в мой адрес ронял. Но мы-то с вами знаем правду?
Вот только кое-чего он не учёл. Во-первых: я тяжелее, ну и во-вторых: у меня ещё офигенная сально-амортизационная подушка. И самое главное, батя большой любитель именно оружия, так что было весело. От души помахались. Вот если мне так нехорошо, каково ему? А ну его. Пусть его бабка лечит, а то понимаешь, взял моду. Сам придёт, если надо…
— Тимоха, паразит такой, а ну иди сюда! — это бабуля блинов напекла. Сейчас как начнёт угощать.
Замечаю, что с сомнением посматриваю на окно, размышляя, сразу податься в бега или всё-таки понадеяться на то, что они ещё помнят, что я им не чужой?
— Тимка, я кому говорю, поднимайся давай, и топай сюда.
— Да встал я уже, чего орать-то. Не видишь что ли, я себя лечу.
— Так откуда же я могу это увидеть? — на пороге нарисовалась бабуля. И не лень же было ползти вверх по лестнице.
— Ба! — возмущённо ору, отвернувшись от зеркала, перед которым сосредоточенно рассматриваю свою тушку, с которой постепенно сползает синева. — А если бы я без трусов был?
— Пфе… — упирает руки в бока. — Чего я там не видела. Вылечился? — ну и переходы у неё.
— Почти.
— Бросай. Пошли давай, отца твоего ремонтировать. Похоже, ты ему вчера сустав вывернул, живодёр. Локоть раздуло, жуть.
Ох ты ж. Бросаю заниматься фигнёй (потом долечусь) и стремглав несусь вниз. Батя, скособочившись, сидит возле стола и тоскливо смотрит на кружку с чаем. Естественно ведь левый локоть раздуло, а правой рукой он держится за бок.
— Пап, ты в порядке?
— Это смотря с какой стороны посмотреть, — задумчиво сообщает он.
— В смысле? — замираю, не дойдя до него пару метров.
Усмехается:
— Как человек: хреново. Как твой отец: замечательно.