– С одной стороны, ты абсолютно прав. – Орлов выпил и перевернул свою стопку, что означало, что можешь продолжать, я закончил. – С другой поражаешь какой-то наивностью, даже глупостью.

– Я тебя тоже люблю. – Гуров выпил и убрал спиртное и стопки.

– Тебе не двадцать лет, ты человек со здоровой психикой. Так какого черта ты ставишь себя на место отморозков, пытаешься их понять, предугадать их действия? Тебе этого не дано. Я могу высказать лишь предположение: твои действия оскорбили пацана Агеева, унизили. Он самоутверждается, доказывает себе и окружающим, что не пешка, не шестерка, а карта козырная.

Генерал не знал, что, выстрелив навскидку, попал в десятку.

– Не играй с ним, не разгадывай, прими его правила. Говоришь, сила смеется над всем? Так покажи ему силу, размажь по асфальту. Глупости, что они живут по закону джунглей. Там правила существуют, и очень жесткие правила. Отморозки творят беспредел.

– Не пойму, ты призываешь меня ответить беспределом? Прокуратуру я обману, а себя, тебя? Они же мальчишки!

– Российские мальчишки в тяжелые времена ложились под танки, а не резали женщин, детей и калек.

– Я тебя не совсем понимаю, ты мне заранее выдаешь индульгенцию? – удивился Гуров.

– Не передергивай, – раздраженно ответил Орлов. – Они совершеннолетние бандиты и убийцы. А ты опер угро, так действуй согласно закону, останови беспредел, а не думай о том, сколько лет преступнику.

Толик Агеев мгновенно узнал, что подручные убили не тех, кого следовало.

Он поутру вышел на улицу и по тому, как шедший навстречу участковый быстро перешел на другую сторону, понял, о происшедшем уже известно. В момент убийства он находился в кафе с двумя помощниками, десяток людей могли данный факт подтвердить. Он самодовольно улыбнулся и двинулся к рынку, эпицентру района, новостей, криминала, слухов и последних известий. Его сторонились уже давно, но сегодня это чувствовалось особенно отчетливо; по нормальной человеческой логике, Толик должен был насторожиться, даже испугаться. Совершенно ненормально, что убийство, совершенное у в другом конце Москвы, люди мгновенно связали с ним, Анатолием Агеевым. Если мелкая уголовная шушера да участковый ведут себя подобным образом, то уж уголовка, тот же знаменитый Гуров, должны, лязгнув зубами, ощетиниться. А ведь два дня назад говорили, мол, сопляк и мелко плаваешь, серьезные люди и внимания на тебя не обращают. Обратили? Не старые времена, когда можно было на основании стука схватить человека, затащить в подвал и ломать ему ребра.

Вы так хотели демократии, господа, что извольте соответствовать. Он зашел в квартиру к Анне, дверь открыл афганец, встретил равнодушно, в этом мужике ничего не изменилось. Георгий предложил гостю кофе, прошел на кухню, наполняя чашки ароматным напитком, сказал:

– Спасибо, что пригрел. Анка девчонка отличная, но я скоро съеду, здесь становится слишком горячо. Может, ты еще не слышал, – он взглянул насмешливо, – здесь два дня сыскари полковника Гурова суетились…

– Да я сам тебе о том и говорил, – перебил Толик.

– Говорить – одно, сыскари что-то ищут, у них такая работа. Но вчера в квартире одного из сыскных женщину и ребенка зарезали и калеку в коляске тоже порешили. Видно, видел лишнее.