— Он ребенок, — твердо сказала нигири. — У детей нет национальностей и рас.

— Для матерей.

— Я мать.

— Неужели?

— В Мышиных горах живут три моих сына.

— Настоящих сына, — уточнил толстяк.

— Настоящих, — подтвердила женщина. — Но этот — тоже настоящий. — Гаруса не хотела продолжать говорить, но… Но вдруг поняла, почувствовала, что Орвар должен знать: — Он настоящий, потому что когда-то мне предсказали, что я умру за своего четвертого сына.

И Большое Брюхо отступил. Сделал шаг назад, раскрыл рот и долго, почти минуту смотрел на колдунью, прежде чем заорать:

— Ты не беременела? Да?! Отвечай! Ты родила троих сыновей и остановилась. Да?! Ты…

— Теперь все неважно. — Нигири устало махнула рукой и улыбнулась, глядя на спящего малыша. — Он мой четвертый сын, Орвар. Он мой ребенок.

— По какому праву?

— Я его мать.

— У него есть мать!

— Она от него отказалась.

— Еще нет.

Это случится через два месяца. Подозрения перерастут в уверенность, человеки поймут, что ребенок обладает способностями к магии, и его убьют. Потому что таков закон. Человеки хотят быть одинаковыми, они боятся магов, боятся, что не смогут их контролировать. Простые человеки опасаются, что маги наведут на них порчу, короли — что маги отнимут у них власть. И поэтому есть закон.

Любой, кто способен к магии, должен умереть.

Детей сжигали на кострах, но прежде… прежде матери должны были отказаться от них. Оставить их без защиты, без любви. Оставить их один на один со сворой человеков, которые назвали свой страх праздником Отиг. Перед смертью малышей лишали всего. Потому что до тех пор, пока за обреченного младенца кто-то готов отдать жизнь, казнь является убийством.

— Он будет магом, — пробормотал Орвар, вновь уставившись на малыша. — Сильным магом. Но если… — Брюхо осторожно протянул руку, его палец прошел сквозь мех и коснулся руки ребенка, оставив на коже малыша черную родинку. — Если когда-нибудь ему потребуется помощь, он ее получит.

И отвернулся. От нигири отвернулся, пытаясь скрыть выражение, появившееся на плоском лице. Но женщине не нужно было видеть, ей достаточно было уловить интонацию, чтобы все понять: Орвар Большое Брюхо, безжалостный Повелитель Кладбищ, бессмертный пожиратель плоти и один из сильнейших порождений Тьмы только что узнал, что такое мать. И теперь хотел понять: что это — быть отцом.

Под снежным шатром стояла семья: нигири, ночная тварь и человек. Мать, отец и их сын.

— Спасибо, — прошептала Гаруса.

— Я сделал это не для него, — глухо пробубнил Орвар, впиваясь зубами в мясо. — Я сделал это для тебя.

На женщину он по-прежнему не смотрел.

— Я и говорю: спасибо.

Вернувшись к привычному занятию, Брюхо успокоился. Он сожрал рябчика, тут же получил следующую порцию — целого поросенка, — и в голосе появилась прежняя уверенность.

— Так что же ты хочешь, Гаруса, убившая себя ради четвертого сына? Чего ты хочешь за остатки магии, которая тебя не спасет? Вылечить козла, чтобы он отыскал дорогу домой и принес в него младенца?

— Не получится, — покачала головой женщина, приговаривая к смерти верного Бразара. — Мороз крепчает, а идти еще довольно далеко. Ребенок не переживет дорогу. Рядом с ним должен быть кто-то, кто согреет его теплом своего тела. Кто будет слушать его дыхание.