– Вы думаете, он откроет вам тайну исповеди? – полюбопытствовал Игорь.

– Нет, – Люджина так и осталась сидеть с закрытыми глазами, откинувшись на спинку сидения. Лицо ее было чуть припухшим, усталым, и Игорь в очередной раз подавил желание настоять на том, чтобы она дожидалась родов дома и бросила работу. – Но я и не собираюсь его об этом спрашивать. Я спрошу, как он считает – хороший ли человек Макроут?

– Хороший, – подтвердил служитель Триединого, когда они уже сидели за столом в доме Дорофеи Ивановны. Бывшая ликвидаторша поздоровалась с Игорем как со старым знакомым, пробурчав что-то вроде того, что в оружейной новые поставки, можно заглянуть, оценить. А вокруг Люджины развела настоящие хлопоты, нацедив ей огромную кружку молока, поставив на стол банку с черничным вареньем и домашний хлеб. Стрелковский и отец Олег скромно довольствовались чаем.

Впрочем, от обеда они отказались сами и не из-за опасения объесть старушку, а по причине раннего времени. На кухне Дорофее сейчас помогал повар Управления, ибо население бункера с гвардейской охраной принцессы, агентской охраной темного, врачами, сотрудниками, ведущими следствие, и прочими постояльцами, спящими и нет, перевалило за семьдесят человек, и прокормить весь этот отряд даже очень крепкой старушке было бы нелегко. Иногда она в воспитательных целях привлекала к готовке не занятых в дежурствах бойцов.

– Спасибо, – поблагодарила Люджина, намазав хлеб вареньем и откусив кусок, – очень вкусно, прямо, как у моей мамы.

– Я соберу вам с собой, – непререкаемо заявила хозяйка дома и вышла.

– Хороший мальчик, – повторил отец Олег, – который оказался на границе между добром и злом. Это все, что я могу вам сказать.

– Этого достаточно, – Люджина с удовольствием отпила молока. Живот ее ходил ходуном – ребенку, видимо, тоже понравилось варенье.

– И что это нам дает? – поинтересовался Игорь только чтобы поддержать разговор.

– То, что мы будем общаться с ним не как с врагом и заговорщиком, а как с хорошим человеком, – сказала она из-за огромной кружки. Служитель смотрел на нее с улыбкой, и Стрелковский понимал, почему он умиляется.

В любой беременной женщине, в любой матери, говорили в Храме, проявляется Богиня-мать. И крепкая, неуловимо изменившаяся северянка, которая светилась внутренней силой, вызывала и в самом Игоре странное щемящее чувство – будто Богиня коснулась его краешком крыла, наполнив покоем.

Люджина дарила ему покой.

В прошлое воскресенье, когда лил проливной дождь и ветер трепал зеленые кроны деревьев, Стрелковский снова приходил на могилу Ирины. Омываемый ливнем могильный камень с датой смерти напоминал о том, что скоро будет восемь лет, как ее нет в мире.

Сердце болело, но глухо, отстраненно – а ревущий ветер и порывы дождя швырнули принесенные розы ему в лицо, разбросав вокруг могилы. Он собрал цветы и снова положил – их подхватило потоками воды и красной лентой потянуло прочь, по дорожке к возвышающимся вдалеке курганам первых Рудлогов.

Игорь сел на скамью, подставляя лицо под теплый, яростный ливень. Он думал о том, что мир был бы совсем иным, останься его королева в живых. Ангелина Рудлог по-прежнему была бы наследницей трона и уже состояла бы в браке с сильным принцем-консортом. Василину выдали бы замуж за Бермонта, Полину, скорее всего, старшей женой за наследника йеллоувиньского престола: Ирина умела добиваться своего и меньше чем на короля для девочек бы не согласилась. Алина, по всей видимости, стала бы супругой старшего из сыновей Блакори – тот был ее младше всего на четыре года. А от проснувшихся драконов пришлось бы откупаться Мариной. Хотя Ирина с большой вероятностью впала бы в ярость от их требований. Да и вряд ли они бы вообще освободились – ведь движение земли и разрушение Драконьего пика началось именно из-за отсутствия крови Рудлог на троне.