– Последний выстрел, – эхом раздался ее голос. – Разбирайте ручные гранаты, бойцы. Забаррикадироваться не выйдет у нас, будем отбиваться. Немного совсем, немного продержаться.

Связок гранат было всего десять.

Пулемет Игоря стрекотал, как безумный, кося наемников на тха-охонгах, и ему вторили десятки других пулеметов. Но и они замолкали один за другим. Раздавались выстрелы снайперской винтовки – Латева выбивала глаза у тха-охонгов, била им по сочленениям ног. Вершинин перезаряжал ей винтовки, подавал, меняя, одну на другую.

Совсем замолчали пулеметы. Зазвучали редкие выстрелы табельного оружия. С той стороны стреляли чаще – там явно осталось больше боеприпасов.

Люджина, прицелившись из своего пистолета, покачала головой, протянула оружие Стрелковскому. Фигуры иномирян на спинах тха-охонгов, за их корпусами, крадущиеся к стене, расплывались. Иномирян было больше сотни точно.

– Не вижу почти ничего, – объяснила она, едва выговаривая слова.

Раздался еще выстрел снайперской винтовки – и один из четырех тха-охонгов закружился на месте, ослепнув, начал бросаться из стороны в сторону. Еще два выстрела – и наконец второй рухнул на бок, потеряв две лапы…

Осталось два гиганта – и пятьдесят шагов до них. Бойцы с гранатами, с автоматами, которые теперь можно было использовать только как дубинки, с пистолетами, в которых остались последние патроны, жались к стенам, и в тишине щелкала снайперская винтовка: Дорофея выпрямлялась, делала выстрел, снова склонялась – а над головами начинали свистеть ответные пули.

– Все, – сипло сказал Вершинин. – Все, полковник, нет больше патронов.

Она покачала головой и с сожалением погладив винтовку как старую подругу, положила ее на землю. Окинула взглядом маленькую армию, прижавшуюся к стенам, и остановила взгляд на Ситникове.

– Эй, бестолочь, – крикнула она, – ты единственный стоишь на ногах. Хватит сил на личный щит для меня?

Люджина видела, понимала, что не хватит. Но Матвей кивнул и гулко ответил:

– На полминутки, полковник.

– Мне больше и не надо, – хмыкнула она, подходя к стене и перехватывая у двух бойцов по связке ручных гранат.

– Полковник, я… – одновременно заговорили все – и Игорь, и Вершинин, и с десяток бойцов.

– Отставить! – рявкнула она. – Тут я самая меткая.

– Я сделал, – прогудел Ситников.

– Работайте, бойцы. Не дайте им пройти внутрь, – приказала Латева и перемахнула через стену.

Люджина еще мало что понимала, или отказывалась понимать. Голова ворочалась еле-еле – и она ужасно медленно повернулась за перескочившей стену Латевой.

Дорофея бежала вниз по холму так быстро, так ловко, как могла бы бежать юная девушка навстречу любимому – три десятка шагов под свист пуль, вбивающихся в щит, под крики и хохот иномирян, под оглушающую тишину со стороны бункера: потому что все встали, не обращая внимания на выстрелы, и следили за ней. Вот она застыла перед двумя тха-охонгами, невыносимо маленькая на их фоне. Один из них поднял лапу, опустил на щит. Тот лопнул. Дорофея откатилась в сторону от лезвия, бросила связку в морду гиганта. Дернулась – ее прошила очередь из автомата, но первый тха-охонг уже заваливался набок.