– Ну?

– Что, мадам?

– Где ложки, прохвост?

– Какие ложки?

– Сам знаешь!

– Нет, не знаю!

– Франсуа!

– Но, мадам, посудите: должен же я иметь хоть какой-то сувенир о моем пребывании в Англии!

– Франсуа, или ты возвращаешь ложки на место, или я бросаю тебя здесь!

Угроза возымела действие, и в тот же день недостающие ложки были обнаружены в ящике с бельем. Каким образом они туда попали – для прислуги замка навсегда осталось загадкой.

Амалия попрощалась с горничными, садовником, конюхом Бертоном и Билли Холлом и каждому из них дала на память по золотой монете. Маленький Билли не выдержал и разрыдался.

– Но ведь вы не навсегда уезжаете, миледи? Вы еще вернетесь?

– Кто знает, Билли! Может, и вернусь.

Наконец настал час отъезда. Амалия, сидя перед зеркалом, поправляла шляпу, а Франсуа, согнувшись в три погибели, таскал ее чемоданы. В дверь коротко постучали.

– Войдите! – крикнула Амалия, бросив на себя последний взгляд в зеркало. Царапины уже зажили, и она была хороша, как никогда.

На пороге возник Арчи.

– А, это вы! – весело промолвила Амалия. – Заходите.

Арчи вошел, пряча одну руку за спиной. Амалия поднялась с места.

– Дорогой Арчи, – сказала она, поправляя узел его галстука, который показался ей немного небрежно повязанным, – я надеюсь, несмотря на все, что произошло, вы на меня не в претензии.

– О, что вы! Конечно же, нет!

– Со своей стороны, – продолжала Амалия, – должна вам сказать: мне было необыкновенно приятно познакомиться с вами и быть вашей женой.

Арчи порозовел, как омар в кардинальской мантии.

– О, что вы… – забормотал он. – Я… и мне… то есть…

Он собрался с духом и вытянул вперед руку, которую прятал за спиной.

– Я надеюсь, вам будет приятно… В память обо мне… Я хотел бы, чтобы это осталось у вас.

На его ладони трепетным светом переливался необыкновенный сиреневый камень.

Амалия поглядела на это великолепное произведение матери-природы, легонько вздохнула и согнула пальцы Арчи.

– Нет, Арчи. Я не могу. Это слишком дорогой подарок.

– Но, Амалия…

Только что вошедший Франсуа громко кашлянул. Он все еще дулся на Амалию – не мог забыть, как она лишила его вожделенных золотых ложек.

– Карета подана, мадам! – объявил он.

– Я не могу, Арчи, – повторила Амалия мягко. – Подарите его Эмили, она будет рада.

Она поцеловала его в щеку, едва коснувшись губами, и проследовала к двери.

– Вы идете? – спросила Амалия, обернувшись.

В Лондоне был туман – или, возможно, в тумане был Лондон, кто знает? Биг-Бен как раз просипел три часа пополудни во вторник, когда герцогу и герцогине Олдкасл, томившимся в приемной, доложили, что королева ждет их.

С их последней встречи Виктория, казалось, еще больше обрюзгла. Дорогие серьги покачивались в ее мясистых ушах, седые волосы были гладко зачесаны под белый чепец. Нос заострился, как клюв хищной птицы. Кроме королевы, в комнате находился также архиепископ Кентерберийский Бэзил Сазерленд, имевший вид человека, только что узнавшего, что у него две язвы желудка, а не одна.

– А, Арчи! Пойди-ка сюда! И вы тоже, моя милая!

Битых четверть часа королева распекала Арчи, а он стоял, потупив голову, и молча слушал весь царственный бред, который на него изливала безобразная старуха. Она уже знала от Сеймура все подробности скандальной женитьбы герцога, но единственное, чего ей не осмелились открыть, – это род занятий Амалии, посему королева утвердилась в мысли, что ее племянник попался на удочку обыкновенной авантюристки, охотницы за чужими состояниями.