Перед рассветом села на то же место. Когда темнота сменилась сумерками, в зеркале появился Жан.

— Ты меня больше не оставишь? — шепнула она.

Он покачал головой.

— Никогда-никогда?

Кивнул.

Тут стало слишком светло, Жанна мужа больше не видела, только саму себя. Лицо у нее было не такое, как во все предыдущие дни, а счастливое.

Зазвонили в дверь, настойчиво. Потом начали стучать. Жанна, напевая, пошла в коридор.

Николь ворвалась в прихожую, чуть с ног не сшибла.

— Я глаз не сомкнула! Домашний телефон отключен, портабль тоже! Еле дождалась, когда метро откроют. Хотела сразу в службу спасения, чтобы дверь ломали!.. Ты улыбаешься? — изумилась она, глядя на подругу. — Что это с тобой? Ну-ка дай свет включу. Э, да ты на человека похожа…

Повертела Жанну за плечи. С удовлетворением констатировала:

— Вот что значит месса, и пусть мне говорят что хотят! Факт налицо: кризис миновал. Теперь, когда твое психическое здоровье пошло на поправку, можно заняться физическим. Скажи, у тебя цикл восстановился?

— Нет.

— Когда в последний раз была менструация?

Жанна подумала и улыбнулась.

— Давно. В Таиланде еще, когда только приехали.

Улыбнулась, потому что вспомнила, как Жан сначала расстроился, а потом сказал: плевать, нас это не остановит.

— Я тебе говорила, у меня гинеколог классный, доктор Кант, — стрекотала Николь. — Запишу тебя на прием. Пусть сделает анализы, пропишет курс гормонов… Ты чего ржешь?

Жанна прыснула, потому что Жан ей шепнул:

«Подходящая фамилия для гинеколога».

— Подходящая фамилия для гинеколога, — сказала она.

Подруга пожала плечами.

— Фамилия как фамилия. Еврейская, наверно.

Николь не знала английского языка. И вообще, как у большинства отзывчивых людей, с чувством юмора у нее было не очень.

Вблизи подворотня оказалась большими пребольшими воротами, облицованными сверкающей плиткой. Это напоминало кафельные стены служебной кухни, где Кузя съедал свой казенный обед, только там плитка была белая, а здесь зелено-голубая.

Сенбернар прошествовал в густую тень прохода первым. Боксер за ним, но от нерешительности и волнения немного замешкался. Когда же, проскочив через арку, сощурился от яркого света, своего покровителя уже не увидел. Тот успел куда-то удалиться, странным образом не оставив ни следа, ни запаха.

Кузя был один. Перед ним, сколько хватало глаз, простирался зеленый, цветущий мир, который, безусловно, следовало назвать «парком». «Парк» — самое лучшее место на свете. По воскресеньям утром, когда Хозяин говорил: «Ну, Кузнечик, идем гулять в парк», пес, несмотря на солидный возраст, начинал прыгать и повизгивать от возбуждения.

В парке простор, множество волнующих встреч и новых знакомств, тысячи интереснейших запахов, а в белом киоске у пруда Кузе всегда покупалось мороженое пломбир.

Но этот парк был еще чудесней воскресного. Его так и следовало назвать — Чудесный Парк.

От деревьев, кустов и трав тянуло такими ароматами, что, вдохнув их, Кузя перестал быть прежним. У него закружилась и немножко отяжелела голова, но совсем не так, как от «ерша», который однажды для прикола налил ему в миску Тухлый. На боксера снизошло Знание. Понять и объяснить, что это такое, было невозможно. Кузя не обучился чему-то новому, не запомнил какие-то команды или правила. Но теперь ему было достаточно посмотреть на предмет, принюхаться, и он Знал. Просто Знал, и все.