Согнулся пополам, хлопнул напарника по плечу:
— Ну, блин, Ракита, помрешь с тобой! «Не ангелы»!
Спокойно, велел себе Колыванов. Черти так черти, не проблема. Когда он в двухтысячном с ОМОНом в Чечляндию ездил, на вахту, чечены их тоже «шайтанами» звали. А поездочка, между тем, была супер. Может, и тут жить можно. Хорошо бы разобраться.
— Покурим? — предложил он, присаживаясь на корточки. — У меня «Мальборо» красное.
Те покачали головами, но ничего не сказали, заулыбались. Достал Колыванов из кармана пачку, всю мятую-перекореженную, отыскал целую сигарету. Зажигалки, правда, не было, подевалась куда-то, но Ракита щелкнул пальцами и запросто высек огонь.
Толик прикурил, затянулся… Дым прошел насквозь и вышел через уши.
Черти этого, видно, ждали. Так грохнули — прямо слезы из глаз.
— У нас… тут… свой табачок, — с трудом выжал ослабевший от хохота Лунь. — После разживешься.
— Табачок есть — уже жить можно, — подхихикнул Колыванов. — Как тут вообще, в смысле условий?
Лунь (он, похоже, поотзывчивей был) ответил без подначки, по-серьезному:
— Нормальные условия. Устав только не нарушай, и все путем будет.
— А Устав, он какой?
— Толковый. В Учебке узнаешь. Не робей, паря. Раз к нам попал, значит, достоин. Будь самим собой, и лады. У нас не по-людски, прикидываться ни перед кем не надо. Харч подходящий, культурный досуг кайфовый. А бабы! Отвязные-безотказные.
— Какие захочешь, такие и бабы, — подтвердил Ракита. — Если ты, конечно, по бабам.
Намек Колыванову не понравился, и он сдвинул брови. В меру. Чтоб, с одной стороны, не нарываться, а с другой показать, что он в случае чего может и в рыло. В опущенных отроду не хаживал.
Мужики опять заржали. Ракита хлопнул новичка по плечу.
— Не ершись, Вжопенолик. У нас не зона. По-всякому можно, и всё не в падлу.
Погоняло «Вжопенолик», похоже, присохло намертво. Хорошо это или плохо, Колыванову пока было непонятно. Ладно, после разберемся. Пока, как говорится, имелись более насущные вопросы.
— Куда меня теперь? В Учебку, да? Там как?
— Вот так. — Грубиян Ракита изобразил, будто натягивает кого-то в очко.
Но Лунь успокоил:
— Не сахар, конечно, но без Учебки настоящим чертом не станешь. Главное, усвой: фигне там не учат. Все потом в смерти пригодится.
В это выражение Колыванов врубился не сразу, но все ж таки сообразил. У них тут слово «смерть» вместо слова «жизнь» употребляют. Типа вместо «ни в жизнь» нужно говорить «ни в смерть», а вместо «по жизни» — «по смерти».
Чтоб проверить догадку, сказал:
— Я по смерти чело… то есть черт дотошный. Если делу будут учить, косить не стану. А после Учебки что?
И опять ответил не Ракита, а Лунь.
— После Учебки самая смерть и начинается.
Прозвучало жутковато, но Колыванов мысленно «смерть» в «жизнь» перевел, и получилось нормально.
— Сначала послужишь рядовым искусителем. Приставят тебя к какому-нибудь задрыге смертному, будешь его пасти, уму-разуму учить. Чтоб курята не охмурили.
— Кто это «курята»?
Лунь приставил кисти рук к плечам, потрепыхал пальцами, вроде как крылышки изобразил.
Колыванов кивнул: ясно, мол.