— Тогда подождем… что-то очень заинтересовало гостя из Эпидавра.

Ждать пришлось недолго. Как только завершился обмен репликами, низина, по которой двигалась повозка, превратилась в овраг, густо заросший кустарником, отчего стоявший впереди фургон казался скалой и угадывался скорее по белой простыне снега на крыше.

Путники оставили повозку в низине, а сами осторожно приблизились к двум солдатам, которые переминались возле фургонов.

Уже знакомый нам дедушка Второго министра смело вышел к фургонам и сказал:

— Пароль: кукушка на яйцах.

Солдат, съежившийся под снегом, выпрямился и откликнулся.

— Отзыв: кукушки на яйцах не сидят, ваше превосходительство!

— Вызови начальника караула! — приказал дедушка. — Небось в фургоне прячется.

— Так точно, прячется!

Еще через полминуты рядом с дедушкой оказался невысокий толстяк в мундире — не успел одеться. Видно, дедушка был большим человеком в армии.

— Почему вы здесь оказались? — грозно спросил дедушка. — Что за прятки такие? Вас здесь могут пристрелить, и никто об этом не узнает.

— Такой приказ мы получили в штабе! — Офицер полез за пазуху и протянул дедушке лист бумаги.

— Я разберусь, — сказал тот, — я разберусь.

— Но я не могу приказ передать в чужие руки! — обиделся офицер.

— Ах, не можешь! — Почему-то эти слова рассердили дедушку министра, и тот выхватил из-за пояса пистолет. Вспышка выстрела озарила овраг и искорками блеснула на мокрых листьях.

Тут же вперед выбежали оба спутника дедушки и подняли стрельбу по солдатам, погибшим, так и не сообразив, что случилось.

А господин дедушка аккуратно сложил отнятый у офицера приказ с неправильно поставленным на нем, как поняла Кора, крестиком, и пробурчал себе под нос:

— Не могу передать в чужие руки… не могу передать! Вот и передал!

— Теперь, я думаю, мы можем выключить экран, — сказал профессор Ахмет Гродно.

На экране спутники дедушки вынимали из фургона и перетаскивали в повозку плоские деревянные ящики. Ящики были тяжелыми, люди в плащах скользили по грязи и чертыхались.

— Потише, вы! — прикрикнул на них дедушка.

— Выключайте, — сказало Лицо из Эпидавра. Выражения его глаз увидеть было нельзя, так как шар его шлема был снаружи непрозрачным, но, судя по голосу, настроение его было сложным…

Пока техники и лаборанты выпускали из саркофага газ и приводили Второго министра в чувство, профессор Гродно спросил:

— Ну, как, вы удовлетворены экспериментом?

— Это был эксперимент?

— Разумеется, демонстрация секретного изображения.

— Могу ли я утверждать, что виденное мною имело место в действительности?

— Разумеется. Вы видели на экране то, что хранится в генетической памяти вашего друга.

— Может ли эта… это изображение быть доказательством на суде?

— Ни в коем случае! — воскликнул Милодар. — До тех пор, пока не будет снята секретность…

— Отлично, — сказало Лицо.

Он обернулся к своему спутнику, который уже вылез из саркофага и с помощью ассистентов уселся в кресло.

Между ними последовал разговор на эпидаврском языке. Поначалу напряженный, но мирный, затем поднявшийся до высоких нот.

Лицо нападало. Министр защищался. И, видно, защищался неубедительно, потому что был потрясен теми переживаниями, которые на него обрушились.