— Ничего, — махнул рукой Александр, становясь к рулю и следя за движением отходящего от пирса судна. — Слишком много сплетен проникло в прессу. А дело было чересчур запутанным, и полиция так и не смогла разобраться с ним. Впрочем, я даже рад этому. — Он открыл маленький деревянный шкафчик, находящийся здесь же, на палубе, и, достав две баночки пива, одну из них бросил Рэмзи. — Анноре было бы слишком тяжело и дальше сносить назойливое внимание журналистов.

Блэквелл сделал несколько глотков из баночки и, отдышавшись, продолжал:

— Нашу дочь украли прямо из детской. Когда это случилось, мы не сразу поняли, что произошло. Лишь через некоторое время странная тишина в ее комнате насторожила нас. Когда же мы увидели, что девочки нигде нет, я подумал было поискать в одном из коридоров, проделанных в стенах нашего дома. Надо сказать, что дом этот очень стар. И точного расположения всех внутренних переходов не знает никто, — он задумался на мгновение, словно припоминая то, что случилось много лет тому назад, — но как я ни искал, найти ребенка нигде не мог.

Александр вновь замолчал, а О'Киф вдруг представил себе узкие полутемные коридоры родового поместья Блэквеллов. Они ему были хорошо известны. Не раз, чтобы не потревожить Дэйна, он возвращался по ночам в свою комнату их мрачноватыми сумрачными лабиринтами, порой приводя вместе с собой дрожащую от сырости и страха девушку из ближайшей таверны.

— Вскоре похитители потребовали выкуп, — сказал Блэквелл. — Три миллиона долларов.

— Негодяи! — выругался Рэмзи.

— С таким же успехом они могли потребовать и двадцать. Таких денег у меня все равно не было. А чуть позже они стали требовать выкуп в бриллиантах. В противном случае грозились убить мою дочь. Я собрал все, что мог. Заложил дом, земли, продал старинные вещи, лошадей, машины. И старался не вмешивать в это дело полицию, опасаясь за жизнь ребенка. — Его горло сжала судорога сдерживаемых рыданий; отдышавшись, он заговорил вновь:

— Но вернули мне лишь окровавленный башмачок. Группа крови была ее. Так я узнал о гибели дочери и больше никогда ее не видел. Аннора чуть не сошла с ума при этом известии. Она извела себя мыслью о мучениях ребенка. — Александр провел рукой по лбу. Лицо его выражало бесконечное страдание. И О'Киф вспомнил свою непереносимую муку, которую он испытал у кровати умирающего сына. — И зачем они убили дочь? Ведь я же заплатил им. Почему они не вернули ее?

— Прости меня за то, что я заставил тебя пережить все снова, — произнес с сочувствием Рэмзи, подходя к Блэквеллу и опуская ему руку на плечо.

— Тогда я тоже хотел умереть.

— Ну уж это совсем ни к чему, нужно верить в себя.

О'Киф пока еще не мог до конца осознать возникшие в нем смутные чувства и воспоминания. Он понимал только, что вся эта история каким-то таинственным образом связана и с его жизнью.

— Прости, — еще раз извинился он.

— Ничего. Все в порядке, — ответил Александр. — Я не рассказывал об этом никому после того, как умерла Аннора. Если честно сказать, я и не хотел этого. Мне было тяжело общаться с людьми, воспоминания давили на меня. Так что бери, если хочешь, мою компанию бесплатно. Но знай, что она проклята и может разрушить твою жизнь.