– Саша! Прекрати!

– Нелогично получается, – продолжала издеваться над матерью девчонка, – или одно, или другое! Получаю гомоны – хожу в класс. Не хожу в школу? К черту лекарство!

– У меня голова заболела, – слабым голосом произнесла Анжела, – давай завтра побеседуем.

– Нет, – настойчиво заявила Александра, – сейчас! Сегодня! Мне без школы плохо! Я умираю! Ты забыла наш уговор: я колю гормоны и получаю свободу, иначе никак. Понимаю, зачем ты меня сюда привезла! Решила, подальше от Москвы будет спокойнее? Ты нарушила наше соглашение.

– Хочешь говорить серьезно? – зашептала Анжела. – Напомнить, что будет с тобой, если мы откажемся от лечения?

– Гадина! – взвизгнула девочка. – Это ты во всем виновата! Ты меня на свет родила! Кто тебя просил? Умные бабы думают, от кого рожать! Почему аборт не сделала?

– Сашенька! – потрясенно произнесла мать. – Опомнись! Да я всю жизнь тебе помогаю! Поддерживаю! Кручусь белкой, чтобы тебя лечить! Федор Рожков не копейки берет, а толстые рубли! Но я стараюсь! Надеюсь, ты победишь болезнь!

– Сука! – пошла вразнос Саша. – Старается она! А я подыхай взаперти. Ты мне не веришь! Куда ни шагну, спиной твой взгляд ощущаю, ты следишь за мной! «Поддерживаю, лечу»! Не надо было от урода рожать!

Анжела судорожно разрыдалась. Мне стало жаль бедняжку Филиппову. Подростки бывают жутко безжалостными, я сама лет в четырнадцать могла устроить на ровном месте истерику, считала себя толстой, некрасивой, переживала из-за одежды и почти ненавидела бабулю, которая не разрешала мне возвращаться домой после девяти вечера. Сейчас-то я понимаю, что Белка была права, не надо девочке плясать на дискотеке до полуночи, а потом ехать из Москвы на последнем автобусе и бежать через лес в одиночестве. Когда я училась в школе, мы с Белкой часто спорили, иногда ругались. Но чтобы я позволила себе бросить в лицо бабуле слова «гадина» и «сука»?! Филиппова сама виновата, следует надавать доченьке пощечин, лишить ее развлечений, отобрать у хамки компьютер!

– Ну мам, ну прости, – заплакала Саша, – это все гормоны. Сама знаешь! Они болезнь давят, а характер портят. Мне очень плохо! Я опять сорвусь! Я повешусь! Мне надо в школу! Вид ребят меня успокаивает, хожу по коридорам, сижу в классе, и так хорошо, даже не тошнит.

– Ладно, – всхлипнула Анжела, – в четверг поедем в город рано утром. Прости меня за все!

Я наконец-то сумела вызволить платье, и очень вовремя. За дверью спальни Саши послышались быстрые шаги. Я на цыпочках метнулась в свою комнату. Анжеле Сергеевне не стоит знать, что ее студентка стала невидимым свидетелем неприятной беседы матери и дочери.

Утром, собираясь на занятия, я не нашла в сумке косметичку и очень расстроилась. Вот это катастрофа! Я лишилась отличной туши с «эффектом накладных ресниц», палитры теней четырех оттенков, пудры, румян, блеска и губной помады. Еще в мешочке из искусственной замши лежала пенка для умывания, тюбик увлажняющего крема и тоненькая стеклянная колбочка с дорогим модным парфюмом. Последняя досталась мне даром при покупке туши. Симпатичная продавщица очень вежливо меня обслужила, а потом принесла пробник. И вот теперь его и всей косметички нет.