— Дивная страна Норвегия, где во фьордах водятся косатки. — Прохоров в задумчивости прикончил огурец, ощутив себя после трех котлет сытым и добрым, налил чаю, и в это время раздался телефонный звонок.

— Эй, свидетель, ты телик смотришь? Как тебе? — Это был Толя Громов, голос его переполняли радость и бесшабашная удаль. — А вот она, вот она, хунта поработала!

Чувствовалось, что он уже был навеселе.

— Да, здорово бабахнуло. — Прохоров вдруг вспомнил, как они вместе шли по канализации, по колено в дерьме. — Ты чего это, празднуешь уже?

— А то! — Толя Громов довольно заржал, было слышно, как рядом, мяукнув, захихикала Вика. — Тебе тут просят передать, чтобы ты, свидетель, не опаздывал.

— Ладно, новобрачные. — Прохоров повесил трубку, отхлебнул остывшего чаю, потянулся ложкой к варенью, и в это время снова раздался звонок, на этот раз от входной двери.

«Каррамба». В сердцах отставив чашку. Серега вышел в прихожую, нагнувшись, глянул в смотровой глазок:

— Кто там?

На площадке царил непроницаемый мрак, видимо, лампочку снова свистнули.

— Кто-кто, воры, — честно признался из темноты Лешик-поддужный и, едва дверь открылась, предстал на пороге во всем великолепии своего прикида. — Наше вам.

— Привет, заходи. — Прохоров посторонился, пропуская гостя в прихожую, глянул на него выжидательно. — Чаю?

— Зачем чифир, когда водяра стынет? — Лешик коротко усмехнулся, фиксы его матово блеснули. — Ты хрен к носу прикинул? Что Зверю передать?

— Мой рахмат за оказанное доверие. — Прохоров тоже усмехнулся, получилось несколько зловеще. — Скажи, как-нибудь перебьюсь.

— Хозяин барин, никто тебя силком не фалует. — Лешик посмотрел на него как на недоразвитого. — Только от себя скажу, корешок, что такой фарт выпадает раз в жизни. Зверь — это же фигура, мозга, мамонт, во, легок на помине.

Он кивнул в сторону телевизора, на экране которого Павел Семенович Лютый излагал основы своей предвыборной программы: крепкий общак, жизнь по понятиям, никакого беспредела, а всех пидорасов к параше. Телемэтр Яша Лохматович, бравший у него интервью, заискивающе улыбался, ободряюще кивал, задавал наводящие вопросы; очень, видно, не хотел к параше.

— Смотри, не поскользнись на лестнице, — щелкнув замком. Тормоз распахнул дверь, ловко придержал намылившегося было Рысика, — наблевано.

— Разберусь как-нибудь. — Лешик развернулся", и уже с порога, как бы про себя, произнес: — Ты все-таки, корешок, вольтанутый, в натуре, как есть февральский.

Глупости, по знаку зодиака Прохоров был Лев, родила его мама в августе. Наконец он все же допил остывший чай, сунул посуду в раковину и, взглянув на часы, неторопливо пошел одеваться — времени было еще навалом. Костюм, рубашечка, штиблеты, носки и галстук в тон — знай наших! Финский «мокрый» гель на волосы, французский «Богарт» на щеки, новгородский «Орбит» в зубы. Ажур. Рысик следил за ним с пониманием, одобрительно урчал, — ясное дело, на блядки собрался, только почему не вылизал эти самые, какого они там у него цвета? И вообще, зачем самое красивое место штанами закрывать? Эх, люди, люди… Наконец, быстрее, чем хотелось бы, Прохоров собрался, надел кожаное пальто — один в один как у Морфея в «Матрице» — и не торопясь вышел на улицу.