Священник вскинул руки:

– Слава тебе, Господи!.. Ты избавил нас от этих тварей…

Гунтер сказал ревниво:

– Вообще-то это мы избавили…

– Он не то имеет в виду, – сказал я. – Если я правильно понял, теперь припишет себе эту заслугу.

Священник обратился к молчаливым челядинам:

– Вы видите, что сотворила святая вода?.. Такова сила Господня!

Гунтер, оставив меня, заспешил к рядам нашей боевой славы. Мне показалось, что куча трофейных доспехов как бы слегка просела, словно гора снега под лучами весеннего солнца. Гунтер оглянулся, помахал мне обеими руками.

– Ваша… Сэр Ричард, нам не придется мозолить руки на рытье могил!

– Что там?

Зигфрид растолкал народ, опустился на корточки перед трупами. Присвистнул:

– Я слышал, что солнце сжигает нечисть напрочь, но думал, брешут, как попы…

Гунтер обеими руками взялся за черный шлем, тот отделился, как будто просто лежал, прислоненный к доспехам. Я ожидал инстинктивно увидеть кости черепа, если уж солнце сожгло плоть, но для солнца в понятие плоти входят и кости. Внутри не осталось даже горстки пепла.

Ульман смотрел жадными глазами на доспехи. Я перехватил взгляд, сказал громко:

– Это все – боевые трофеи!.. Они принадлежат тем, кто участвовал в сегодняшнем бою. Первым отбирает Гунтер, потом его оруженосцы, затем – все остальные. Что останется, снести в общую оружейную.

Священник протолкался к нам, сказал твердо:

– Нет! Сперва молитва, окропление, выгоняние бесов… слышите, серой пахнет?

Я принюхался, в самом деле, запах таков, словно эти явились с другой планеты, где основой жизни является не вода, а сера, аммиак или что-то вонючее.

– Вы правы, падре, – сказал я дипломатично, – выгоняйте!.. Ведь эти доспехи теперь будут на плечах моих воинов.

Священник начал читать громко и патетически, получалось у него здорово, профессионал, а я поднял меч вожака рыцарей Ночи, залюбовался. Рукоять толщиной с водопроводную трубу, как раз удобно в ладони, к тому же ребристая, будто поверхность ручной гранаты, даже как кастет, крестовина слегка загнута, как бы начало эфеса, а в навершии и в центре крестовины по злобно горящему рубину, словно напоминание, что это меч, этим проливают кровь, а не просто вешают над столом или в спальне, чтобы побахвалиться перед бабами. Сталь зловеще синеватого цвета, острие заточено настолько тщательно, что острие почти просвечивает, как тончайшая льдинка. Это не наши мечи, лезвия которых больше похожи на топоры, даже на колуны. Да и какой смысл точить до остроты бритвы, если первый же удар по железному доспеху…

Впрочем, есть смысл, если сталь этого меча, скажем так, особо легированная. Я увидел, какими жадными глазами на этот меч смотрит Гунтер, улыбнулся ему и с небольшим замахом ударил по рукояти металлической палицы. Гунтер скривился, словно хватил уксуса, но лезвие меча рассекло рукоять толщиной в древко лопаты, как если бы я перерубил сосновый прутик.

– Мать Пресвятая Богородица! – вскричал Гунтер воспламененно. – Что за меч?

– Меч простой, – ответил я сумрачно. – Но что за мир, где перестроенную сталь употребляют всего лишь для мечей?